– Отец! Отец! – закричала Регина.
– Где он? – проревел маршал.
– Отец! – обхватив его руками, повторила Регина. – Вы простудитесь. Уйдем из этого парка! Вернемся в дом!
– А я говорю, что хочу его видеть! Где он? – затравленно озираясь, не унимался маршал.
– Умоляю вас, вернемся, отец! – продолжала настаивать Регина.
– Я не твой отец! – прохрипел старик, с силой оттолкнув девушку.
Бедняжка вскрикнула, да так жалобно, словно прощалась с жизнью.
Она закрыла лицо руками и горько заплакала.
– Господин маршал! – заметил Сальватор. – Княжна права: ночь нынче холодная, и вы можете простудиться.
– Да какое мне до этого дело?! – выкрикнул старик. – Да пусть я окоченею, пускай меня засыплет снегом, пусть под покровом ночи умрет мой позор!
– Во имя Неба, господин маршал, успокойтесь! Такое возбуждение опасно! – ласково предупредил Сальватор.
– Да вы разве не видите, что у меня голова горит, кровь закипает в жилах, что близок мой конец?.. Послушайте же меня, как слушают умирающего человека… Вы убили моего врага, я хочу его видеть.
– Господин маршал! – с рыданиями в голосе проговорила несчастная Регина. – Если я не имею права называть вас отцом, то вправе любить вас как дочь. Во имя любви, которую я всегда к вам питала, уйдемте подальше от этого страшного места.
Вернемся в дом!
– Нет, я сказал! – грубо отозвался маршал и снова ее оттолкнул. – Я хочу его видеть. Раз вы не хотите принести его ко мне, я сам пойду и разыщу его.
Он резко развернулся и направился в рощу напротив, где мы видели княжну Регину.
Сальватор последовал за ним, поравнялся с маршалом, взял его за руку и сказал:
– Идемте, господин маршал, я провожу вас.
Они скорым шагом прошли аллею, отделявшую их от трупа; подойдя к тому месту, где он лежал, старик опустился на одно колено, приподнял голову уже остывшего тела, вгляделся в черты лица, освещаемые луной, и, в бешенстве сверкая глазами, прокричал:
– Ты всего-навсего труп! Я не могу ни дать тебе пощечину, ни плюнуть в лицо! Тело твое бесчувственно, из-за твоей неподвижности я не могу утолить жажду мести!
Он снова уронил голову графа на снег, поднялся, взглянул на Сальватора со слезами на глазах.
– О, несчастный! И зачем только вы его убили?
– Пути Господни неисповедимы, – строго проговорил молодой человек.
Но испытания, выпавшие на долю несчастного старика, оказались непосильными. Сначала по всем его членам пробежала дрожь, а затем его стало бить как в ознобе.
– Обопритесь на мою руку, господин маршал, – предложил Сальватор, приблизившись к г-ну де Ламот-Гудану.
– Да… Да… – пролепетал тот; он хотел было прибавить что-то еще, но вымолвил нечто нечленораздельное.
Сальватор на него посмотрел. Старик побледнел, его лицо покрылось холодной испариной, глаза закрылись, губы побелели.
Молодой человек подхватил его, словно ребенка, на руки и пошел в конце аллеи, где ждала княжна Регина.
– Княжна! – сказал Сальватор. – Жизнь маршала в опасности. Проводите меня в его апартаменты.
Они направились к павильону, где находились комнаты маршала, вошли в спальню и уложили маршала на диван. Старик был без сознания.
Регина попыталась привести его в чувство, но безуспешно.
Сальватор позвонил камердинеру – тоже тщетно. Как мы уже говорили выше, прислуга спала глубоким сном после ночи, проведенной накануне в хлопотах.
– Пойду разбужу Нанон, – предложила княжна.
– Сначала зайдите к себе, княжна, и принесите соли и уксус, – попросил Сальватор.
Княжна поторопилась сделать так, как сказал молодой человек. Когда она вернулась с флаконами в руках, то застала Сальватора беседующим с маршалом: благодаря растираниям молодому человеку удалось привести его в чувство.
– Подойдите, – с трудом выговаривая слова, сказал г-н де Ламот-Гудан, едва завидев княжну. – Простите, что я был с вами слишком суров. Простите меня, дитя мое. Я так несчастен!
Поцелуйте меня!
– Отец! – по привычке называя его так, молвила княжна. – Я посвящу свою жизнь тому, чтобы вы забыли о своих страданиях.
– Тебе не придется долго этим заниматься, бедная девочка! – покачал головой маршал. – Как видишь, мне осталось жить всего несколько часов.
– Не говорите так, отец! – вскричала молодая женщина.
Сальватор многозначительно на нее посмотрел, словно хотел сказать: «Оставьте всякую надежду».
Регина вздрогнула и опустила голову, чтобы скрыть брызнувшие из ее глаз слезы.
Старик знаком приказал Сальватору подойти ближе, потому что зрение его начинало слабеть.
– Дайте мне все необходимое для письма, – попросил он едва слышно.
Молодой человек придвинул к постели стол, вынул из бумажника листок, окунул перо в чернила и подал маршалу.
Перед тем как взяться за перо, маршал посмотрел на княжну с необычайной нежностью и спросил отеческим тоном:
– Ты, конечно, любишь того молодого человека, девочка моя, которому граф Рапт готовил западню?
– Да, – сквозь слезы ответила княжна и покраснела.
– Благословляю тебя! Будь счастлива, дочь моя.
Он повернулся к Сальватору и протянул ему руку:
– Вы рисковали жизнью, спасая друга… Вы достойный сын своего отца. Примите благодарность честного человека!
Маршал вдруг побагровел, его глаза налились кровью.
– Скорее, скорее, – приказал он. – Бумагу!
Сальватор поднес его руку к листу бумаги.
Господин де Ламот-Гудан наклонился к столу и написал твердой рукой, что было совершенно неожиданно, учитывая его состояние, следующие строки:
«Прошу никого не винить в смерти графа Рапта. Его убил я нынче вечером в десять часов за оскорбление, которое я заставил его искупить.
Подпись: маршал де Ламот-Гудан».
Казалось, смерть словно только и ждала этого последнего благодеяния от благородного человека, после чего завладела им целиком.
Едва дописав до конца, маршал поднялся, будто подброшенный пружиной, пронзительно закричал и рухнул на диван, получив апоплексический удар! На следующий день во всех газетах сообщалось о том, что маршал не смог пережить жену. Их похоронили в один день на одном кладбище и в одной могиле.
Что же касается г-на Рапта, то в соответствии с прошением г-на де Ламот-Гудана на имя короля, прилагавшемся к его завещанию, тело графа было отправлено в Венгрию и погребено в деревне Рапт, где граф родился и взял себе имя.