– Я принял их за эльзасцев, – возразил Жибасье.
– Это смягчающее обстоятельство, хотя Костыль – эльзасец и с его стороны было бы дурным тоном грабить земляка. Итак, мы имеем дело с отсутствием патриотизма и вкуса.
Вот почему я подумал, что немного побыть в тени вам не повредит.
– Значит, вы просто-напросто отправляете меня на каторгу! – растерялся Жибасье.
– Да, просто-напросто, как вы изволили заметить.
– В Рошфор, Брест или Тулон?
– На ваш выбор, дружище. Как видите, я обхожусь с вами по-отечески.
– И надолго?
– Тоже на ваше усмотрение. Только ведите себя хорошо. Вы слишком мне дороги, и я непременно призову вас к себе, как только представится удобный случай.
– Я снова буду с кем-нибудь скован одной цепью?
– И это как пожелаете. Видите, я покладист.
– Ладно, – смирился Жибасье, видя, что ничего другого ему не остается, – пусть будет Тулон, и без напарника.
– Увы! – вздохнул г-н Жакаль. – Еще одно из ваших бесценных качеств уходит в небытие. Я говорю о благодарности или о дружбе, как вам больше нравится. Неужели ваше сердце не разорвется, когда вы увидите, что ваш брат по каторге скован цепью с кем-то другим – не с вами?!
– Что вы хотите этим сказать? – спросил каторжник, не понимая, на что г-н Жакаль намекает.
– Возможно ли, неблагодарный Жибасье! Разве вы забыли об ангеле Габриэле, если всего сутки назад держали факел его Гименея?
– Я не ошибся, – пробормотал Жибасье.
– Вы ошибаетесь редко, дорогой друг, в этом тоже необходимо отдать вам справедливость.
– Я был уверен, что его арестовали по вашему приказу.
– Да, правильно, по моему приказу, проницательный Жибасье. А знаете ли вы, зачем я приказал его арестовать?
– Нет, – искренне признался каторжник.
– За мелкий грешок, непохожий на другие, однако требующий небольшого наказания, чтобы научить его хорошим манерам. Поверите ли, пока кюре Сен-Жак-дю-О-Па его венчал и давал поцеловать свой дискос, он украл у достойного священника платок и табакерку? Более чем легкомысленное поведение! Кюре не захотел устраивать в церкви скандал и спокойно завершил церемонию, а спустя полчаса подал мне жалобу. Вот и верьте в добродетель нынешних ангелов! Вот, Жибасье, почему я считаю вас неблагодарным: вы не умоляете меня сковать вас одной цепью с этим юным вертопрахом, а ведь вы могли бы довершить его воспитание.
– Раз дело обстоит таким образом, – сказал Жибасье, – я забираю свои слова назад. Пусть будет Тулон и только парное заключение!
– В добрый час! Наконец-то я узнаю своего любимого Жибасье! Ах, какой бы человек из вас вышел, пройди вы другую школу. Но вас с детства травили классической литературой, и вы незнакомы с элементарными понятиями современной школы. Вот что вас сгубило. Однако не стоит терять надежды: эта беда поправима. Вы молоды, можете учиться. Знаете, когда вы входили, я как раз размышлял о создании огромной библиотеки для всех обездоленных вроде вас. А пока я вот о чем думаю: что если вместо общей цепи я попрошу расковать вас с ангелом Габриэлем? С самого вашего прибытия на каторгу я назначу вас обоих на должность самую почетную, доходную: будете писцами, а? Ну не приятное ли поручение:
писать письма за своих неграмотных товарищей и оказаться, таким образом, их доверенным лицом, которому известны все самые сокровенные тайны, их советчиком и помощником? Что вы на это скажете?
– Вы слишком милостивы ко мне! – полунасмешливо-полусерьезно отозвался каторжник.
– Вы этого заслуживаете, – подчеркнуто вежливо заметил г-н Жакаль. – Ну, договорились: вы оба можете считать себя официальными писцами. Может быть, у вас есть еще какиенибудь пожелания или просьбы?
– Только одна, – серьезно проговорил Жибасье.
– Говорите, дорогой друг: я ломаю голову, чем бы вам еще угодить.
– Поскольку Габриэля арестовали вчера вечером, – проговорил каторжник, – он не успел познакомиться со своей невестой поближе. Не слишком ли смело с моей стороны просить вас разрешить им свидание, перед тем как мужа отправят на юг?
– Просьба очень скромная, дорогой друг. Я разрешу им ежедневные свидания вплоть до дня отправления. Это все, Жибасье?
– Это только первая часть моей просьбы.
– Послушаем вторую!
– Вы позволите жене проживать в тех же широтах, что и ее муж?
– Договорились, Жибасье, хотя вторая часть нравится мне гораздо меньше первой. В первой части вашей просьбы вы проявляете незаинтересованность, заботитесь об отсутствующем друге, тогда как во второй, как мне кажется, замешаны ваши личные интересы.
– Я вас не понимаю, – молвил Жибасье.
– А ведь все просто! Не вы ли мне сказали, что женой вашего друга стала ваша бывшая подружка? Боюсь, что вы не столько для него, сколько для себя хлопочете о том, чтобы эта женщина поселилась неподалеку от вас.
Каторжник стыдливо покраснел.
– Ну, совершенных людей не бывает, – прибавил г-н Жакаль. – Вам больше не о чем меня просить?
– Последняя просьба!
– Давайте уж, пока вы здесь.
– Как будет проходить наше отправление?
– Вы должны знать, что вас ждет, Жибасье. Отправление пройдет как обычно.
– Через Бисетр? – состроив страшную рожу, уточнил каторжник.
– Естественно.
– Это меня чрезвычайно огорчает.
– Почему же, друг мой?
– А вы как думали, господин Жакаль? Не могу я привыкнуть к Бисетру! Вы же сами говорили: совершенных людей нет.
При одной мысли о том, что я нахожусь рядом с сумасшедшими, нервы у меня начинают шалить.
– Почему же в таком случае вы нарушаете закон?.. К сожалению, Жибасье, – продолжал он, протягивая руку к звонку, – я не могу удовлетворить вашу просьбу. Понимаю ваши чувства, но такова печальная необходимость, а вы как человек, воспитанный на классике, должны знать, что древние представляли необходимость при помощи железных уголков.
Едва г-н Жакаль договорил, как появился полицейский.
– Голубок, – обратился к нему начальник полиции и зачерпнул большую щепоть табаку; он с наслаждением поднес ее к носу, удовлетворенный тем, как все обернулось. – Голубок! Поручаю вашим особым – слышите? – особым заботам господина Жибасье. Временно поместите его не со всеми, а туда, где вы содержите пленника, задержанного вчера вечером.
Он снова повернулся к Жибасье:
– Я говорю об ангеле Габриэле. Скажите, что я чего-нибудь не предусмотрел, неблагодарный!
– Не знаю, как вас и благодарить, – с поклоном отвечал каторжник.
– Поблагодарите, когда вернетесь, – сказал на прощание г-н Жакаль.