Если Вы принимаете такие условия, в чем негодяй совершенно уверен, в знак согласия он просит Вас зажечь свечу в последнем окне Вашего флигеля.
Он будет стоять под этим окном ровно в полночь.
Кроме того, он умоляет Вас на следующий день ждать в то же время за решеткой Вашего особняка со стороны бульвара Инвалидов.
Человек, вид которого не должен Вас напугать (хотя сердце его переполнено черным коварством, его лицо обманчиво-кротко и невинно), подойдет с другой стороны решетки и издали покажет Вам пачку писем.
Вы, мадам, так же издали, покажете ему первую пачку пятидесяти тысяч в банковских билетах достоинством по тысяче или по пять тысяч франков. Это будет свидетельствовать о том, что Вы все правильно поняли. Тогда он сделает три шага в Вашу сторону, а Вы – в его сторону. Вы с ним в одно время протянете руку Вы подадите ему деньги за первое письмо, он Вам – послание.
То же самое будет проделано со вторым письмом, третьим, вплоть до десятого.
Он полагает, мадам, что тяжелые дни, которые он переживает вместе со всей Францией, объясняемые дороговизной продуктов, непомерным ростом квартирной платы, душераздирающими криками многочисленного голодного семейства, вполне благовидный, если не достаточный предлог для того, чтобы если и не оправдать, то смягчить смелость его просьбы.
Что касается того, кто согласился выступить совершенно бескорыстным посредником между этим презренным человеком и Вами, он смиренно простирается к Вашим стопам и в третий раз умоляет Вас, мадам, считать его своим преданнейшим и почтительнейшим слугою.
Граф Эрколано»
– Да уж? вот негодяй! – как всегда сдержанно, проговорил Сальватор.
– Да, отвратительный проходимец! – сжав кулаки, процедил сквозь зубы Петрус.
– И что вы намерены предпринять? – пристально глядя на Петруса, спросил Сальватор.
– Не знаю! – в отчаянии воскликнул Петрус. – Я думал, что сойду с ума. К счастью, я вспомнил о вас, что вполне естественно, и поспешил к вам за советом и помощью.
– Значит, вы ничего не придумали?
– Признаться, пока я вижу только один выход.
– Какой же?
– Пустить себе пулю в лоб.
– Это не выход, это преступление, – холодно произнес Сальватор, – а преступление никого еще не излечивало от горя.
– Простите меня, – попросил молодой человек, – но вы должны понять: я просто потерял голову.
– А ведь сейчас голова вам нужна как никогда!
– Ах, друг мой! Дорогой мой Сальватор! – бросаясь ему на шею, вскричал молодой человек. – Спасите меня!
Фрагола наблюдала за ними, скрестив руки на груди и склонив голову набок; она олицетворяла собой Сострадание.
– Постараюсь! – пообещал Сальватор. – Но для этого мне необходимо знать все обстоятельства дела до мельчайших подробностей. Как вы понимаете, я спрашиваю об этом не из любопытства.
– Храни меня Бог, у меня нет от вас тайн! Разве у Регины есть секреты от Фраголы?
И Петрус протянул руку девушке.
– В таком случае, – сказала Фрагола, – почему она не пришла ко мне сама?
– Чем бы вы могли помочь ей в сложившемся положении?
– Поплакать вместе с ней, – просто отвечала Фрагола.
– Вы ангел! – прошептал Петрус.
– Времени терять нельзя! – остановил их Сальватор. – Каким образом письмо, адресованное графине Рапт, оказалось у вас в руках? Как письма графини Рапт попали к бандиту? И кого вы подозреваете в краже?
– Я постараюсь отвечать в том же порядке, как вы задали свои вопросы, дорогой Сальватор. Но не сердитесь, если я отклонюсь от намеченного вами пути: я сейчас не способен владеть собой так же, как вы.
– Говорите, друг мой, говорите! – ободряюще и ласково промолвил Сальватор.
– Говорите и доверьтесь Всевышнему! – прибавила Фрагола, двинувшись было в сторону двери.
– Останьтесь! – попросил Петрус. – Ведь вы подружились с Региной еще раньше, чем мы с Сальватором.
Фрагола поклонилась в знак согласия.
– Нынче утром, полчаса назад, – собравшись с духом, начал рассказывать Петрус, – ко мне пришла Регина, и я едва ее узнал, так она изменилась в лице.
«Мои письма у вас?» – спросила она.
Я был далек от того, что произошло, и в свою очередь спросил:
«Какие письма?»
«Письма, которые я написала вам, мой друг, – отвечала она. – Одиннадцать писем!»
«Они здесь».
«Где – здесь?»
«В этом сундуке, заперты в ларце».
«Отоприте его, посмотрите сами и покажите их мне».
Ключ висел у меня на шее, я никогда с ним не расстаюсь.
Ларец по-прежнему находился в сундуке, и я решил, что могу ответить утвердительно.
«Покажите мне письма, скорее, скорее!» – приказала она.
Я подошел к сундуку, откинул крышку, ларец стоял на месте.
«Взгляните!» – пригласил я.
«Ларец я вижу, а где письма?»
«Внутри!»
«Покажите их мне, Петрус!»
Я отпер ларец, ни о чем не подозревая и улыбаясь.
Ларец был пуст!
Я закричал от отчаяния, Регина издала жалобный стон.
«Значит, это правда!» – обронила она.
Я был раздавлен и не смел поднять голову. Я упал перед ней на колени. Только тогда она мне подала уже известное вам письмо. Я его прочел… Друг мой, я тогда ясно понял, как легко стать убийцей.
– Вы кого-нибудь подозреваете? Вы уверены в своем лакее? – спросил Сальватор.
– Мой лакей дурак, но на подлость он неспособен.
– Но ведь не может быть, чтобы вы кого-нибудь не подозревали!
– У меня есть подозрение, но уверенности никакой!
– В расследовании так обычно и действуют: продвигаются от известного к неизвестному. Кого вы подозреваете?
– Человека, которого вы видели бы, если бы не перестали с некоторых пор у меня бывать.
Вместо того чтобы извиниться за долгое отсутствие, Сальватор промолчал.
– Человека, – повторил Петрус, понимая причину его молчания, – который выдавал себя за моего крестного.
– Крестного?.. А-а, да-да, что-то вроде капитана, так?
– Совершенно верно.
– Большого любителя живописи?
– Да, старого товарища моего отца. Вы с ним знакомы?
– Нет, но перед моим отъездом Жан Робер сказал мне о нем пару слов, и я по описанию заподозрил неладное: мне показалось, что вы стали жертвой мошенничества или мистификации. К сожалению, мне пришлось на несколько дней уехать.