– Увы, придется, – медленно выговорил король, – раз вы все так считаете; хотя, по правде говоря, эта мера представляется мне слишком строгой.
– Бывают минуты, когда строгость необходима, ваше величество, – заметил г-н де Виллель, – а король справедлив и понимает, что мы переживаем именно такое время.
Король тяжело вздохнул.
– Могу ли я высказать королю пожелание? – осмелел префект полиции.
– Какое пожелание?
– Я не знаю ваших намерений относительно завтрашнего дня, государь.
– Черт побери! – вскричал король. – Я собирался поохотиться в Компьене и приятно провести время.
– Тогда я обратил бы свое пожелание в нижайшую просьбу и умолял бы короля не уезжать из Парижа.
– Хм! – обронил король, обводя взглядом всех членов своего совета.
– Мы тоже так считаем, – подтвердили министры. – Мы – вокруг короля, но и король – среди нас.
– Не будем больше возвращаться к этому вопросу, – предложил король.
Он вздохнул так, что у присутствовавших защемило сердце, и приказал:
– Пусть вызовут моего обер-егермейстера.
– Ваше величество намерены отдать приказание?..
– Отложить охоту до другого раза, господа, раз уж вы так этого хотите.
Он бросил взгляд на небо и пробормотал:
– Какая хорошая погода! Вот не везет!
В эту минуту к королю подошел лакей и доложил:
– Ваше величество! Один монах уверяет, что у него есть разрешение вашего величества явиться к королю в любое время дня и ночи, он ожидает в передней.
– Он сказал, как его зовут?
– Аббат Доминик, ваше величество.
– Это он! – вскричал король. – Пригласите его ко мне в кабинет.
Обернувшись к удивленным министрам, король прибавил:
– Господа! Приказываю всем оставаться на местах до моего возвращения. Мне доложили о человеке, приход которого может изменить ход событий.
Министры в изумлении переглянулись. Однако приказ короля был категоричным и нарушить его не представлялось возможным.
По дороге в кабинет король встретил обер-егермейстера.
– Что я слышу, ваше величество? – спросил тот. – Неужели завтрашняя охота не состоится?
– Это мы скоро узнаем, – отвечал Карл X. – А пока ждите от меня дальнейших приказаний.
Он продолжал путь в надежде, что этот неожиданный визит изменит, может быть, пугающий ход событий, которые ему предсказывали на следующий день.
Когда король вошел к себе, первое, что он заметил в другом конце кабинета, был монах, бледный, неподвижный, застывший, словно мраморная статуя.
Он был не в состоянии сидеть и прислонился к стене, чтобы не упасть.
Король замер при виде этого подобия призрака.
– А-а, это вы, отец мой, – молвил наконец король.
– Да, ваше величество, – отозвался священник так тихо, словно то был голос привидения.
– Вам плохо?
– Да, государь… Я исполнил свой обет и прошел около восьмисот лье пешком. В ущелье Сениской горы я заболел:
подхватил лихорадку в Мареммах. Месяц я провалялся на постоялом дворе между жизнью и смертью. Потом наконец, поскольку время подгоняло и день казни моего отца становился все ближе, я снова пустился в путь. Рискуя умереть, стоя у какого-нибудь придорожного столба, я за сорок дней прошел сто пятьдесят лье и прибыл два часа назад.
– Почему же вы не наняли экипаж? Да вас из милости избавили бы от тягот пути!
– Я дал обет совершить паломничество в Рим и вернуться пешком: я был обязан исполнить обет.
– И вы его исполнили?
– Да, государь.
– Вы святой.
На губах монаха мелькнула невеселая усмешка.
– Не торопитесь называть меня так, – остановил он короля. – Я преступник и явился просить справедливости для других и для себя.
– Прежде всего, я бы хотел узнать об одном, – проговорил король.
– Спрашивайте, ваше величество! – с поклоном предложил Доминик.
– Вы ходили в Рим… с какой целью? Теперь можете мне об этом сказать?
– Да, сир. Я ходил умолять его святейшество снять наложенную на мои губы печать и разрешить мне нарушить тайну исповеди.
– Значит, вы по-прежнему убеждены в невиновности своего отца, но не принесли доказательств этой невиновности? – огорченно вздохнул король.
– Напротив, ваше величество, у меня в руках неоспоримое доказательство.
– Говорите же!
– Король может уделить мне несколько минут?
– Сколько пожелаете, сударь. Ваша история очень меня заинтересовала. Да садитесь же! Мне кажется, у вас вряд ли хватит сил говорить стоя.
– Доброта короля возвращает мне силы. Я буду говорить стоя, ваше величество, как и подобает верноподданному… или даже опущусь на колени, как положено преступнику, разговаривающему со своим судьей.
– Погодите, сударь, – остановил его король.
– Почему, ваше величество?
– Вы собираетесь открыть мне то, на что не имеете права:
тайну исповеди. А я не хочу участвовать в святотатстве.
– Да простит мне король, но как бы страшен ни был мой короткий рассказ, ваше величество может теперь его выслушать, не опасаясь святотатства.
– Я вас слушаю, сударь.
– Государь! Я стоял у смертного одра одного человека, когда меня пригласили к другому – умирающему. Мертвому больше не нужны были мои молитвы, зато умирающий нуждался в отпущении грехов. И я пошел к умирающему…
Король подошел к священнику поближе, потому что с трудом разбирал его речь. Он не стал садиться, а лишь оперся рукой о стол.
Было заметно, что король приготовился слушать с огромным вниманием.
– Умирающий начал свою исповедь, но не успел он произнести и нескольких слов, как я его остановил.
«Вы – Жерар Тардье, – сказал я ему, – я не могу слушать вас дальше».
«Почему?» – спросил умирающий.
«Потому что я Доминик Сарранти, сын того, кого вы обвиняете в краже и убийстве».
И я отодвинулся от него вместе с креслом.
Но он удержал меня за полу моей рясы!
«Отец мой! – проговорил он. – Само Провидение привело вас ко мне. Если бы я знал, где вас найти, я бы приказал это сделать, чтобы вы услышали мою исповедь… Монах! Это мое преступление, и я открываю эту тайну вам. Сын! Я возвращаю вам невиновность вашего отца. Я скоро умру. После моей смерти расскажите обо всем, что от меня узнаете…».