Позднее, когда результаты выборов в Париже сомнений уже не вызывали, он уехал в провинцию, чтобы предпринять против кабинета именно те меры, которые кабинет министров предпринимал, в свою очередь, против оппозиции.
Вот чем объяснялось отсутствие Сальватора, о котором мы упомянули в одной из предыдущих глав, не называя его причины.
По возвращении он сообщил о почти единодушной поддержке, которую департаменты обещают оказать Парижу и ждут лишь назначенного дня.
Семнадцатого декабря в Париже начались выборы. День прошел довольно спокойно; каждый избиратель направился в соответствующую мэрию, и ничего не предвещало грозу, разразившуюся вечером следующего – воскресного – дня.
Старая поговорка гласит, что они идут один за другим и непохожи между собой.
Действительно, на следующий день сполохи, предвещавшие страшную июльскую бурю, бушевавшую три дня и три ночи, исчертили все небо.
Утром знаменитого воскресенья 18 декабря Сальватор завтракал с Фраголой; это был идиллический завтрак двух влюбленных; вдруг раздался звонок и Роланд заворчал. Ворчание Роланда, отвечавшее вибрациям звонка, указывало на сомнительный визит.
Когда Фрагола слышала звонок, она из скромности убегала и пряталась. Вот и теперь Фрагола поднялась из-за стола и убежала в свою комнату. Сальватор пошел открывать.
Человек в широком полонезе, или, иными словами, в длинном рединготе, отделанном мехом, стоял на пороге.
– Вы комиссионер с улицы О-Фер? – спросил гость.
– Да, – отвечал Сальватор, пытаясь разглядеть лицо посетителя; это оказалось невозможным, учитывая, что гость трижды обмотал вокруг шеи кусок коричневой шерсти, из тех, которые в настоящее время принято называть кашне.
– Мне необходимо с вами поговорить, – сказал незнакомец, вошел и прикрыл за собой дверь.
– Что вам угодно? – спросил комиссионер, пытаясь проникнуть взглядом сквозь плотную ткань, закрывавшую лицо его собеседника.
– Вы один? – спросил тот, озираясь.
– Да, – подтвердил Сальватор.
– В таком случае мой маскарад ни к чему, – сказал посетитель, бесцеремонно сбрасывая полонез и разматывая огромный шарф, скрывавший его лицо.
Когда полонез был снят, а шарф размотан, Сальватор, к своему великому изумлению, узнал г-на Жакаля.
– Вы?! – вскричал он.
– Ну да, я, – с добродушнейшим видом отозвался г-н Жакаль. – А чему вы удивляетесь? Разве я не должен нанести вам визит вежливости, чтобы поблагодарить за несколько дней, которые я благодаря вам смогу еще прожить на земле? Я готов заявить во всеуслышанье и целому свету, что вы выручили меня из отвратительного дела. Брр… стоит мне об этом подумать, как меня мороз пробирает по коже.
– Если это и объясняет цель вашего визита, – молвил Сальватор, – мне непонятен смысл этого маскарада.
– Нет ничего проще, дорогой господин Сальватор. Прежде всего, я люблю польские костюмы, особенно зимой, а вы, надеюсь, согласитесь, что нынче утром холодно по-зимнему. Кроме того, я не хотел, чтобы меня узнали.
– Что вы имеете в виду?
– Мне было бы крайне трудно, если не невозможно, объяснить подобный визит в такой день, как сегодня.
– Значит, нынешний день не похож на другие?
– Нисколько. Во-первых, нынче воскресенье, а это единственный день недели, когда наша Святая Церковь предписывает нам отдыхать, значит, этот день отличается от других. И потом, сегодня второй, и, стало быть, последний день выборов.
– Я все равно не понимаю.
– Немного терпения, и вы все поймете. Но так как я пришел к вам по важному делу, которое займет некоторое время, я был бы вам крайне признателен, если вы позволите мне взять стул.
– О, тысячу извинений, дорогой господин Жакаль! Входите же, прошу вас!
Молодой человек указал г-ну Жакалю на небольшую гостиную, дверь в которую оставалась приоткрытой.
Господин Жакаль вошел и устроился в кресле у камина.
Сальватор продолжал стоять.
Через другую дверь гостиной, которая вела в столовую и была отворена, г-н Жакаль увидал два прибора.
– Вы завтракали? – спросил он.
– Я уже закончил, – ответил Сальватор, – и если вам угодно сообщить о цели вашего визита…
– Непременно! Итак, я вам говорил, – продолжал г-н Жакаль, – что мне было бы невозможно объяснить, зачем я явился к вам в такой день.
– А я вам заметил, что не понял вашу мысль.
– Вы поймете, когда узнаете, что не только все кандидаты оппозиции были избраны в Париже – это вы уже знаете, и, более того, я об этом умалчиваю, – но что большинство либеральных кандидатов избраны по всей Франции. Признайтесь, что, если воскресенье для вас – такой же день, как другие, для правительства это не так.
– И что вы сообщили мне нового? – рассмеялся Сальватор.
– Есть нечто неизвестное всем, но известное нам благодаря телеграфу. Позвольте вам сказать, что, судя по радости, которую принесла вам эта новость, я не даром потерял время, явившись к вам с этим визитом. Но это не все, что я имею вам сообщить, дорогой господин Сальватор.
Молодой человек протянул руку.
– Прежде и раньше всего, господин Жакаль, уточним этот пункт, – предложил он. – Вы уверяете, что кандидаты оппозиции были избраны большинством в департаментах?
– Клянусь, что это правда, – торжественно и в то же время печально произнес г-н Жакаль, протягивая, в свою очередь, руку.
– Спасибо за добрую весть, дорогой господин Жакаль!
Всегда к вашим услугам, если случай приведет встретить вас под веткой дерева.
Господин Жакаль вздрогнул.
Это происходило с ним всякий раз, как он вспоминал о своем приключении или кто-то о нем намекал.
– Так вы полагаете, что я ничем вам не обязан, дорогой господин Сальватор.
– Совершенно верно, господин Жакаль, – подтвердил молодой человек, – и вы будете иметь возможность в этом убедиться.
– Зато я считаю, что сквитался с вами лишь наполовину, – с таинственным видом проговорил начальник полиции, – вот почему, и только ради этого, я прошу вашего позволения продолжить рассказ.
– Слушаю вас очень внимательно.
– Позвольте сначала задать вам вопрос.
– Пожалуйста.
– Как вы поступили бы, дорогой господин Сальватор, будь вы правительством или, еще проще, французским королем, если бы увидели, что, несмотря на все ваши усилия, а также попытки государственных чиновников, враждебная вам партия одерживает верх?
– Я попытался бы узнать, дорогой господин Жакаль, – просто отвечал Сальватор, – почему одерживает верх враждебная мне партия, и если бы она в самом деле представляла большинство, я присоединился бы к этому большинству. Это не так уж трудно.