– Да, – сказал он, – я вернусь на баррикаду и крикну: «Долой полицейских! Смерть шпикам!»
– Будь осторожен, несчастный!
– А зачем же мне еще оставаться на баррикаде, если я не буду ни драться, ни кричать?
– А вот зачем. Ты шепнешь Кирпичу, Туссену, и папаше Фрикасе, и даже шуту Фафиу, что я им приказываю не только сохранять спокойствие, но и предупредить остальных, что все вы попали в ловушку и если не разойдетесь, в вас через полчаса начнут стрелять.
– Возможно ли, господин Сальватор?! – вскричал возмущенный плотник. – Стрелять в безоружных!
– Это лишний раз доказывает, что вы здесь не для того, чтобы совершать революцию, раз у вас нет оружия.
– Верно! – согласился Жан Бычье Сердце.
– В таком случае иди и предупреди их! – вставая, повторил Сальватор.
Они уже были на пороге кабачка, когда появился отряд жандармерии.
– Жандармы!.. Долой жандармов! – во всю мочь заревел Жан Бычье Сердце.
– Да замолчи ты! – приказал Сальватор, сдавив ему запястье. – Скорее на баррикады: пусть все немедленно расходятся!
Жан Бычье Сердце упрашивать себя не заставил: он врезался в толпу и стал пробираться к баррикаде, где его друзья кричали изо всех сил:
– Да здравствует свобода! Долой жандармов!
Жандармы так же невозмутимо, как выслушивали оскорбления и встречали град камней, двинулись на баррикаду.
Постепенно бунтовщики стали отступать, и оказалось, что плотнику некого уговаривать.
Но у баррикад есть нечто общее с хвостом змеи: она восстанавливается, как только ее отсекают.
Опрокинув первую баррикаду, жандармы двинулись дальше по улице Сен-Дени и развалили другую баррикаду, а в это время друзья Жана Бычье Сердце восстановили первую.
Нетрудно себе представить, с каким воодушевлением встретила толпа все происходившее.
Эти сцены, все значение которых читатели, без сомнения, уже поняли, у толпы в то время вызывали только смех.
Но вот в начале и в конце улицы Сен-Дени, то есть со стороны бульваров и площади Шатле, показались два отряда жандармов; они имели столь грозный вид, что при виде их крики и смех постепенно стихли: стало понятно, что они не позволят над собой посмеяться, как их товарищи.
Наступило минутное замешательство, все ждали, что же будет дальше.
Наконец какой-то человек, посмелее других, а скорее всего – переодетый полицейский, громко крикнул: – Долой жандармов!
Этот крик прозвучал среди всеобщего молчания, подобно удару грома.
Подобно же удару грома, он возвестил о начале бури.
Толпа словно только и ждала этого крика: она подхватила его и, переходя от слов к делу, бросилась навстречу жандармам и заставила их постепенно, шаг за шагом, отступать от рынка Невинноубиенных к Шатле, от Шатле – к мосту Менял, а с моста – к префектуре полиции.
Но пока бунтовщики теснили жандармов, явившихся с площади Шатле, еще больший отряд пеших и конных жандармов, вышедших со стороны бульваров, молча растянулсь вдоль всей улицы, опрокидывая по мере продвижения все препятствия, встречавшиеся на его пути, не обращая внимания на свист и камни; дойдя до рынка Невинноубиенных, отряд остановился и занял позиции.
Однако за спиной у жандармов, напротив пассажа ГранСерф, восставшие снова взялись за баррикаду, только более широкую и надежную, чем возводившиеся до тех пор.
Ко всеобщему удивлению, никого не взволновали эти действия, издали за строительством баррикады безучастно наблюдали жандармы, будто обратившиеся в камень.
Неожиданно со стороны набережной выехал еще один отряд, не оставлявший сомнений в серезности намерений. Он состоял из королевских гвардейцев и линейных пехотинцев. Командовал ими верховой в полковничьих погонах.
Что должно было произойти? Об этом нетрудно догадаться, глядя на полковника, приказывавшего раздать своим людям патроны и зарядить ружья.
Даже самые непонятливые поверили в то, что готовится нечто, мягко выражаясь, двусмысленное под предводительством этого полковника, прятавшего лицо под надвинутой по самые глаза шляпой: он грозно приказал подчиненным построиться в три колонны, пустил вперед комиссара полиции и приказал двигаться на баррикады, поднявшиеся на улице Сен-Дени, в пассаже Гран-Серф и у церкви св. Лея.
Свистом, проклятиями, камнями была встречена колонна, двинувшаяся на баррикаду со стороны пассажа Гран-Серф.
Колонна двигалась, сомкнув ряды, решительно, непреклонно, и Сальватор оглянулся в надежде увидеть знакомых и посоветовать им спасаться.
Но вместо дружеских лиц он заметил на углу улицы насмешливую физиономию человека, который завернулся в плащ и наблюдал за происходившими событиями. Сальватор вздрогнул, узнав г-на Жакаля, любовавшегося творением своих рук.
Их взгляды встретились.
– Ага! Это вы, господин Сальватор! – обрадовался полицейский.
– Как видите, сударь! – холодно отозвался тот.
Однако г-н Жакаль словно и не заметил его холодности.
– Клянусь, я счастлив вас встретить и еще раз доказать, что подал вам вчера дружеский совет.
– Я и сам начинаю в этом убеждаться, – заметил Сальватор.
– Очень скоро вы получите абсолютную уверенность, а пока взгляните вон на тех людей.
– Королевских гвардейцев и пехотинцев? Вижу.
– А кто ими командует?
– Полковник.
– Я хочу сказать, вы знаете этого полковника?
– Эге! – удивился Сальватор. – Я не верю своим глазам.
– Кто же это, по-вашему?
– Полковник Рант?
– Он самый.
– Вернулся на военную службу?
– На один вечер.
– Ах да, его же так и не избрали депутатом!..
– А он хочет стать пэром!
– Значит, он выполняет особое задание?
– Вот именно, особое!
– И что он намерен делать?
– То есть что он сделает?
– Именно это я хочу знать.
– Когда он приблизится к баррикаде, он просто, спокойно, не дрогнув, произнесет одно-единственное слово из пяти букв:
«Огонь!» – и триста ружей послушно ответят на его приказ.
– Я должен это увидеть собственными глазами, – проговорил Сальватор. – Надеюсь, хоть это поможет мне его возненавидеть.
– А до сих пор вы его?..
– …только презирал!
– Следите за ним. И не дай Бог ему сейчас попасть под руку!
Сальватор последовал совету г-на Жакаля. Он увидел, как граф Рапт подъехал к баррикаде и равнодушным, ровным голосом, не дав себе даже труда подумать о положенном предупреждении, произнес страшное: