В это время утомленная борьбой за красоту, а также неизвестностью, Жанна вернулась домой. Она специально поехала в салон красоты, чтобы иметь стопроцентное алиби на этот день, но, не имея информации о том, как идет киднеппинг, изводилась и нервничала.
Жан, прибыв домой вместе с Жанной, тотчас вызвал к себе Михрютку и потребовал доложить обо всем, что произошло за это время с сестрами.
Михрютка катался перед Жаном по полу, держась всеми восемью лапами за круглый живот, и надрывался от хохота.
– Ой, не могу! Ой, помру со смеху! – надрывался Михрютка. – Что тут у нас без тебя содеялось, Жанчик!
– Ты докладывай, докладывай. Потом будешь кататься и кривляться, – холодно осадил его Жан. – Ну, в чем дело?
– Наша-то хозяюшка как прокололась! Девчонки попали в руки настоящих бандитов, и те требуют с Мишина за них выкуп – два миллиона. Мишин собирается занять эти два миллиона у одного живоглота под залог виллы. Продаст виллу, а сам знаешь куда двинет? В Псков, к любимой теще! Отвезет к ней сестричек на сохранение и какое-то время сам с ними там поживет.
– Подожди, так сестры живы?
– Живы, живы! Рыдают себе в своем сарае.
– А почему это они до сих пор живы?
– По чистой случайности. Да наплевать на них, противных, их все равно завтра в Псков увезут!
– Так-так… Непонятки… Не пойму я, а ты-то чему радуешься, Михрютка? Ведь это же твой дом продают!
– А мне плевать! Это вам всем убираться отсюда придется, а я как прописался в подвале за отопительной системой, так там и останусь. Мне это Кактус обещал за мои раны, полученные в ходе борьбы с религиозными предрассудками. Новые люди придут, а в доме старый домовой проживает – редкая вещь по нынешним временам, «раритет» называется. Новые хозяева меня уважать будут, никто «осьминогой табуреткой» обзываться не станет… А Жанночка твоя пролетела, как фанера над Парижем! Ее-то Митя в Псков не возьмет, и отсюда уходить придется. Вот тебе и игра в киднеппинг! Доигралась хозяйка! Сама она пуфик колченогий!
– Подожди злорадствовать, игра еще не закончена.
– Ты думаешь?
– Уверен. Какой-то нахал наехал на Жанну, но этот бедняга просто нашей Жанны не знает, а то бы поостерегся!
Михрютка так и присел на все восемь лап.
– Жан, а Жан!
– Ну?
– Ты не говори хозяйке, что я шутил насчет ее киднеппинга.
– А ты разве шутил, Михрютка?
– Шутил, конечно, шутил! Ты и сам знаешь, Жанчик, как я предан нашей дорогой хозяюшке, ведь я за нее готов в огонь и в воду! Я ведь почему девчонок не перетравил? Бульдозер-то, на которого Жанна собиралась милицию навести и отравление свалить, сам свалил в неизвестном направлении! Так что я Жанночку спас, можно сказать.
– Ну-ну… Ладно, ты сиди дома и следи за событиями. Я слетаю к сараю, проверю, как там девчонки, а потом к Кактусу – узнаю последние новости: интересно, кто ж это Митю так круто подставил? А ты смотри за домом! И в адрес хозяйки больше не смерди, а то…
– Не буду, Жан, ну что ты… Ага, улетел! Ну, лети, лети. Вот вернешься молитвами девчонок ошпаренный, на саламандру пятнистую похожий – посмотрим тогда, кто из нас смердит! У-у-у, всех ненавижу-у-у… Пойти, что ли, с минотаврами в картишки перекинуться?
День шел к концу, наступала белая ночь. За пыльными окнами сарая свет слегка померк, но в узилище тесном, со всех сторон сиренью затененном, стало почти совсем темно…
– Темень тут какая, страшно, – хныкала Юлька, – а еще белая ночь называется…
– Молчи, не хнычь. Ты помни, что папе нашему куда страшней, – сказала Аня, обнимая Юльку. – Ты думаешь, это легко – терять самых близких родных? А папа думает, что сразу обеих своих дочек потерял. Ему сейчас намного хуже, чем нам с тобой.
Юлька вздохнула и притихла
– Юра, скажите мне, какие неприятности из-за нас могут быть у папы? – попросила Аня.
– Большие могут быть неприятности, псковитянка. Обычно у бизнесменов деньги ни в кармане, ни в банке не лежат – деньги у них работают. Это Юлька по глупости думает, что богатому человеку найти за один день два миллиона – раз плюнуть. Мишин должен будет быстро ликвидировать либо свое дело, либо свою недвижимость, или занять два миллиона у людей, которые тем и живут, что ссужают другим деньги в долг под большие проценты. Такой долг растет потом с каждым днем, и если должник вовремя не расплачивается, кредиторы поступают с ним очень сурово.
– Убивают? – побелевшими губами спросила Аня.
– Бывает, что и убивают.
Юлька при последних словах Юрика заревела в голос. Аня не стала ее успокаивать, а отошла в самый темный угол, села на пол, сжалась в комочек и замерла.
Прошло какое-то время. Юлька рыдала уже потише, но зато начала громко икать.
Аня подобрала с пола кусок отлетевшей с потолка известки и стала чертить им что-то на стене в своем углу.
– Вы что там скребетесь, как мышка, Аня? – спросил Юрик, поднимая голову. – Хотите освободиться по способу графа Монте-Кристо? Напрасный труд: этот сарай построили пару веков назад. Тогда умели кирпичи делать крепкие, а известь замешивали на кислом молоке.
Аня ничего не ответила. Она вовсе не пыталась выковыривать кирпичи из стены, а рисовала на ней известкой большой крест.
– Это она нас отпевать задумала, – мрачно сказала Юлька, разглядев Анин крест. – Ой-ой-ой! И сестренку я погубила, совсем у нее крыша поехала…
Аня заштриховала слегка контур креста, и в сгущающейся тьме сарая крест показался Юльке и Юрику светящимся странным жемчужным светом.
– В самом деле, зачем вы рисуете крест, Аня? – спросил Юрик.
– Здесь не сохранилось ни икон, ни креста, а я хочу как следует помолиться своему Ангелу Хранителю. Крест – это чтобы он скорее меня услышал и понял, как мне сейчас трудно.
– О чем же вы будете его просить?
– О том, чтобы он помог нам отсюда выбраться и спас нашего папу.
– Вы что, в самом деле верите, что какой-то Ангел явится сюда по вашему вызову и выпустит нас на свободу?
– Да, верю. Если будет на то Божья воля, Ангел обязательно откликнется и поможет нам спастись, а главное – спасти нашего папу от всех неприятностей.
Юлька встала и подошла к Ане.
– Сестра, прости меня!
– Бог простит, сестра, – ответила Аня.
– А можно я снова буду с тобой молиться?
– Можно и нужно. Становись рядом и повторяй за мной: «Ангеле Божий, Хранителю мой святый…
– Ангеле Божий… Хранителю мой святый…
– Бедные девочки… – покачал головой Юрик.