— Послушай, Гоги, я совсем замерзаю. Можешь ты мне помочь найти дубленку?
А он как подскочит!
— Что?! Дубленку, тебе? Ни за что в жизни, хоть режь! Все что хочешь проси, только не это. Хочешь, машину выпишу, будешь в театр в теплой машине ездить?
— Да ты что, Гоги! Зачем мне машина, я и водить-то не умею. Я дубленку хочу, замерзаю я.
— Нет, дубленку ты от меня не получишь. Ты порядочная женщина, мы с тобой последним кефиром перед стипендией делились, ты для меня как сестра — не будет тебе дубленки!
А почему — молчит. Решила я, что это какая-то местная придурь — считать, будто дубленки носят непорядочные женщины. Потом случайно узнала. Оказывается, мой друг Гоги, как все кавказцы, безумно любил блондинок и считал делом чести перепробовать всех стоящих блондинок в городе. Еще в институте Гоги любил говорить, что со всеми блондинками не переспишь, но нужно к тому стремиться. А здесь их было не так уж много, город был южный и черноволосых красавиц в нем было больше. Гоги соблазнял своих блондинок дубленками, которые ему поставлял кто-то с Западной Украины, где наладили их производство. В конце концов он снабдил дубленками чуть ли не всех наших белокурых красавиц, в том числе жен местного начальства, актрис, преподавателей местного вуза, врачих. И несколько посвященных друзей, а в конце концов и я, знали: если на блондинке дубленка — значит от Гоги. Между прочим, многие из блондинок в дубленках были женами весьма высокопоставленных мужей — прокурорская жена, супруга секретаря горкома партии. Мужья могли бы спокойно им эту дубленку и сами достать. И вот надо же, ни одна не устояла — только через Гоги подавай им дубленку! А я потом Гоги поддразнивала: «Счастье твое, что тут мало блондинок, а если бы тебе нравились черненькие?» Гоги делал вид, что впадает в панику и хватался за голову: «Через год одно из двух кончилось бы: либо дубленки на фабрике моего приятеля, либо я!»
Наступила очередь последней рассказчицы, Иришки. И тут она всех огорошила:
— Я вам расскажу, как я своему Сереженьке три раза подряд изменила.
— Ты?! У вас же такая любовь!
— Вот именно поэтому. Слушайте.
рассказанная толстушкой Иришкой, повествующая о том, как она изменила мужу, чтобы все было «как у людей»
Живем мы с Сереженькой, живем, и вдруг появляется у меня новая подружка Сонечка. Хорошенькая, как куколка, но стерва! Начала она меня допекать, что я жизни не знаю, в мужчинах не разбираюсь, а все потому, что никого, кроме Сереженьки своего, никогда не знала.
— Ты хоть целовалась с кем-нибудь другим? — спрашивает она меня как-то.
— Целовалась. С родственниками, с подружками.
— А с другими мужчинами?
— Нет, конечно! Зачем это мне?
— Ну, так ты даже не знаешь, что из себя твой Сереженька представляет по сравнению с другими мужчинами. Может, он как раз не твой тип, а ты этого даже не знаешь.
Начала она мне объяснять про сексуальную несовместимость. Я ей возражаю:
— Но ведь мне с моим мужем очень хорошо, мы по воскресеньям, если есть возможность, вообще из постели не вылезаем, целый день голубимся.
А она говорит:
— Вот видишь! А с другим ты, может, неделю бы не вылезала. Ты же не знаешь других, как слепой котенок ткнулась в своего Сереженьку и довольна.
И так она меня задевала, задевала и растревожила. Стала я задумываться: а что, если и вправду есть кто-то лучше Сереженьки моего, а я об этом и не догадываюсь? И так эти мысли стали меня изводить, что спасения от них нет. В кино вижу красивого актера и думаю: а вот как бы мне с ним было целоваться, лучше или хуже, чем с Сережкой? Лежим с мужем в постели, а я воображаю, что это не он, и пытаюсь понять, что бы я при этом почувствовала? Похудела даже от этих мыслей, представляете, какой ужас? Просто наваждение!
Как-то уехал мой Сережа в командировку, а я твердо решила ему изменить и Соньке нос утереть. Я ведь уверена была, что Сереженька мой выше всяких сравнений! Так оно и оказалось…
Не перебивайте, я все расскажу, по порядку. Стала я думать, где же мне найти подходящий объект для измены? И придумала. Выбрала я трех кандидатов: одного эстрадного певца, по которому все девчонки с ума сходят, еще актера из Театра комедии, не очень красивого, но жутко знаменитого, и художника-нонконформиста, у которого выставка была даже в Америке. Нашла их адреса и послала всем троим письма: «Я хочу с вами изменить своему мужу. Пожалуйста, не откажите в любезности, мне это очень надо для семейного счастья». И фотографию свою каждому послала и телефончик. Все трое сразу же позвонили, я им назначила свидания в три дня подряд. И что же вы думаете? Ну, ни один ни в какое сравнение с Сереженькой не шел, ни один! Так я этой дуре Соньке и сказала. А когда Сереженька вернулся из командировки, я его обрадовала и потребовала, чтобы он тоже мне с кем-нибудь изменил и потом сказал, кто лучше — я или другая женщина? А он не хотел изменять. Потом признался мне, что ему это не надо, что он мне изменил несколько раз перед нашей свадьбой и потом убедился, что я лучше их всех, с кем он мне изменял.
Только вы знаете, девочки, я вот иногда думаю, что он меня обманул, что вовсе он мне не изменял, а выдумал это, чтобы от меня отвязаться, чтобы я не приставала к нему больше. Как вы думаете, обманывает он меня или нет?
Женщины хохотали над изменами глупой Иришки, которой, впрочем, никто не поверил, хотя виду не подал. Потом Эмма для порядка спросила:
— Ну, а ты хоть что-то испытала с этими тремя красавчиками?
— Конечно! Они же очень старались мне понравиться, я же им объяснила, в чем дело. Только они в это дело старание вкладывали, а Сереженька — душу. Вот они и не могли с ним сравниться.
— А ты, Иришка, совсем не такая дурочка, как можно подумать. В тебе, хоть и наивная, а мудрость какая-то есть, — дипломатично решила Лариса. — Ты только больше не бери дурного в голову, а то влипнешь в историю.
— Нет, зачем же? Я же теперь убедилась. А с Сонькой я, конечно, раздружилась. Ну ее, а то еще чего выдумает, а мне потом отвечай.
Но женщины еще долго, до самого сна посмеивались над «мудрой» Иришкой. И так закончился пятый день.
в которой женщины рассказывают о насильниках и их жертвах
Утром шестого дня бичиха Зина напомнила:
— Бабоньки! А мы ведь надумали рассказать о том, как над нами мужики насильничали. Аль забыли?
— Лучше бы и не вспоминать — проворчала Ольга.
Но другой темы никто не предложил и потому остановились на этой.
Наступил вечер, детей принесли покормиться, потом снова забрали, и тогда Лариса начала рассказывать.