Часов в девять, когда уже все наши были в сборе, вдруг раздался звонок в дверь. Сестра пошла открывать, возвращается и говорит:
— Ирина! Это тебя какой-то кавалер с котом спрашивает.
Выхожу я, а перед дверью стоит тот самый мальчишка и держит в шапке маленького рыжего котенка.
— Мама велела пойти и сказать «спасибо» за рублик, что ты мне за работу дала. Она не сердилась и плакать перестала совсем. Еще она сказала, что такая работа стоит меньше, что тот рублик еще и подарок мне от тебя. Вот, спасибо.
— А это кто у тебя?
— А это теперь тебе от меня подарок. У нас в подвале кошка одна котят родила, я и взял одного. Там еще два осталось. Ничего, что рыжий?
— Очень хорошо! Замечательно рыжий! Спасибо тебе огромное.
Он передал мне котенка и довольный пошел восвояси.
Вот за котенка мне попало. Но потом наши все к нему привыкли. А назвали мы его Рубликом в память о том парнишке.
— А ты так и не спросила, где его мама работала? — поинтересовалась Валентина.
— Ах да, я и забыла сказать! Я же почти правильно угадала. Они жили без отца, а мать работала уборщицей в школе. Там же они и жили, в комнате при школе. Значит, и получала она тогда те же самые тридцать рублей, что и приемщица в прачечной.
— Ну, с тех пор самая маленькая зарплата выросла больше чем вдвое, до семидесяти рублей! — успокаивающе сказала Наташа.
— Да, выросла! — ответила ей Эмма. — Но цены тоже выросли так, что это те же тридцать рублей, если не меньше.
— Это верно! — вздохнула Зина. — Кто без профессии, тем на одну зарплату и не прожить.
И все поняли, что она думает о своем будущем устройстве на работу, и стали наперебой советовать ей, куда обратиться за помощью, где есть работа с общежитием. Неля сказала, что можно найти работу в яслях, тогда и сын будет при ней.
В этих разговорах о будущем устройстве Зины и закончился седьмой день Декамерона.
Начался восьмой день Декамерона
Утром, после первого кормления детишек и после завтрака номенклатурщица Валентина обратилась к Альбине:
— Альбина! Ты нам намекала, что тебе удалось отомстить и своему садисту-насильнику, и тому генералу, который говорил, что порядочных девушек никто не насилует. Вот бы ты сегодня нам об этом рассказала, а?
— Ладно, Валюта, расскажу. И может, мы тогда все расскажем истории о том, как женщины и мужчины мстили своим обидчикам?
Все согласились с Альбиной, и вот вечером начались истории о мести.
рассказанная биологом Ларисой, представляющая собой не анекдот, но вполне достоверную историю из анекдотического быта коммунальных квартир
Я вам расскажу, как один тихий интеллигент отомстил своим соседям по коммунальной квартире.
В одной ленинградской квартире умерла старушка, освободив крошечную десятиметровую комнату. Между жильцами, как водится, началась за эту комнату настоящая война: кто-то стоял в очереди на улучшение жилплощади и хотел, присоединив эту комнатку к своей, улучшить положение немедленно, кто-то хотел съехаться с женой, у которой где-то была комната еще меньше и ее можно было бы обменять на старушкину. Но районный жилищный отдел не стал разбираться в том, кто из жильцов имеет на нее больше прав, а просто отдал ее одному молодому инженеру. Ну, вы сами можете догадаться, что соседи новому жильцу не обрадовались. Всю свою ненависть друг к другу они перекинули на бедного парня. Его всячески притесняли на кухне и в местах общего пользования. Если к нему заходил приятель, участковому милиционеру немедленно писался донос, что у нового жильца собираются пьяницы и наркоманы. Если, не дай Бог, в гости приходила знакомая девушка или коллега с работы, женщина, то его обвиняли чуть ли не в содержании притона. Парень поначалу пробовал отбиться, выяснял с ними отношения, но этим только подогревал атмосферу. И он затих. На кухню старался не выходить, в свою комнату шмыгал, как мышонок, а на все попытки втянуть его в скандал — отмалчивался.
Долго ли, коротко ли, да только всем жильцам этой квартиры неожиданно повезло. Власти задумали построить на этой улице какое-то сверхмодное здание, для чего надо было снести сразу несколько старых домов. На снос пошел и дом, где была эта квартира. Всем жильцам выдали ордера на комнаты в новых районах, а некоторые даже получили небольшие отдельные квартиры. Общей радости не было предела. Получив неожиданную возможность перебраться в более приличное жилье, все как-то подобрели, во всех проснулись забитые бытом человеческие качества. Проще говоря, совесть. И говорят жильцы между собой: «Ну, ладно. Мы-то сколько лет вместе жили, все друг про друга знаем. Было у нас и плохое, но было ведь и доброе. А вот новому-то жильцу что хорошего про нашу квартиру вспомнится? И ведь человек он, по совести говоря, тихий, интеллигентный, никому никогда не нагрубил…» И решили жильцы квартиры собраться все вместе и попросить прощения, у интеллигента. Так и сделали. Купили они пирожных, приготовили чай и вызвали его вечером на общую кухню. Он пришел, встал в сторонке, дрожит потихоньку: что, мол, они еще на прощание ему приготовили, какую такую гадость? А жильцы ему говорят: «Дорогой вы наш сосед, очень мы раскаиваемся в несправедливом к вам отношении. Теперь вот мы все разъедемся по разным концам города. Так уж вы простите нас и не поминайте лихом. А теперь давайте вместе выпьем чаю на прощание, за мир, так сказать, и дружбу». Поглядел на них интеллигент, растрогался до слез. Снял очки, протирает и говорит: «С радостью прощаю вас, дорогие друзья. А чай я с вами пить не могу, и вот по какой причине. Все это время, пока вы вели против меня военные действия с целью выжить из квартиры, я открыто против вас не выступал — где мне! Но вы, наверное, видели, что по вечерам я иногда выходил на кухню со своим чайничком. Так вот, чай-то я себе в комнате в другом чайнике грел на электроплитке. А в этот чайничек — писал. И когда никого из вас на кухне не было, я его содержимое подливал во все ваши чайники и кастрюльки. Так что уж простите и вы меня!»
С тем и разъехались добрые люди по своим новым квартирам.
Долго женщины смеялись над этим, с позволения сказать, интеллигентом, вспоминая попутно и другие случаи из коммунальных войн, которые иногда кончались примирением, а иногда и судами за увечья, нанесенные в местах общего пользования одним соседом другому.
Следующей рассказывала Зина.
рассказанная бичихой Зиной и, конечно, это снова история из лагерного опыта: о том, как убийцу можно определить по глазам, и о старухе, убившей свою внучку, чтобы отомстить сыну
У нас в лагере женщин-убийц много было: одни мужика убили, когда от побоев защищались, другие из-за нужды своего ребеночка загубили новорожденного, а бывали и убийства из мести, из ревности. Что я заметила, девоньки, так это вот что: убийцу-то без всякого следствия по глазам можно узнать. Странные у них такие глаза, будто бы белые. Нет, не светлые, как вот у детей или очень добрых людей бывают, а натурально белые. Даже у черноглазых как пелена особая на глазах — белые они и все тут! И еще замечала я, что коли убийство нечаянное, как в законе пишется, «по неосторожности», то пелены этой нет. Сначала-то я думала, что это мне только кажется, что это я сама себе выдумала такое, потому как убийц очень не люблю. Ну, что это в самом деле! Люди, уж бывает, такую жизнь беспросветную ведут, ни в чем им счастья нет, а то такие калеки или инвалиды, что и жить-то вроде им вроде нечем и незачем, а все ж таки и они жизни радуются. Вон у нас в деревне был с войны калека: и без рук, и без ног, и контуженный. А как вынесет его жена на солнышко, положит на травку, так он лежит и улыбается всему, жизни то есть. Так как же можно человека жизни лишать, если и такому-то она в радость? Вот я и думала, что это у меня самой от удивления перед убийцами в глазах белеет. А потом заметила, что я и не знаю часто, по какому делу женщина сидит, а вижу, что глаза у нее белые, и чудится мне — убила она. Выспрошу тихонько других женщин — так и есть, убийца. Еще одна примета есть, это уже о том, как дошел до этого человек. Если убийца по нечаянности, так он здорово кается, мучится, наказания себе ищет. А по умыслу убившие, те наоборот, те как раз ненавидят тех, кого убили. Ему, говорят, хорошо в земле лежать, а я на зоне за него, подлеца, страдаю! Такое вот у них рассуждение.