– Два омлета жарятся на большой сковородке. Один говорит: «Вы не находите, что здесь жарко?» Другой принимается кричать: «Помогите! Говорящий омлет!» Мой противник улыбается, но его улыбка тут же исчезает. Он продолжает:
– Гуляют как-то дикий кабан и домашняя свинья. Кабан спрашивает: «Ну как там твоя химиотерапия?» Я стискиваю зубы. Ужас! Пан прибегает к черному юмору! Совершенно черному. Отвратительному. Я и забыл, что жестокость тоже вызывает смех. Это один из способов защиты от того, что нельзя вынести.
Нет, я буду работать в другом жанре.
– Знаете, почему сатиры трижды смеются над анекдотом?
Пан хмурит брови. К моим друзьям возвращается надежда. Анекдот про сатиров, это что-то новенькое.
– Первый раз они смеются, когда им рассказывают анекдот. Второй, когда им его объясняют. Третий – когда они его понимают.
Сатиры свистят. Мои друзья расстраиваются. Все поняли, что я просто пересказал старую шутку. Эффект получился не тот, на который я рассчитывал. Я сдаю позиции. Напряжение растет. Мой противник начинает рассказывать новый анекдот.
– Жена спрашивает мужа: «Милый, ты каких больше любишь, умных или красивых?» Тот отвечает: «И тех, и других. Я и тебя люблю…» В основе этого анекдота – тупой мачизм. После черного юмора сексистскии анекдот. Я не смеюсь и решаю побить Пана его же оружием.
– Библиотека. В читальном зале тишина, доктора наук, профессора пишут диссертации. Тут в зал входит симпатичная блондинка, подходит к библиотекарю и говорит: «Дайте мне, пожалуйста, гамбургер, картошку и колу!» Библиотекарь в ужасе шепотом: «Девушка! Это же библиотека!» Девушка шепотом: «Ой, извините, гамбургер, картошку и колу…» Пан старается не улыбнуться. Его очередь.
– Человек приходит в бассейн, а его туда не пускают. В прошлый раз вы туда написали! Ну и что, все писают в бассейн! Да, но только вы делаете это с трамплина!
Я выдерживаю удар и нападаю.
– Эскимос делает лунку во льду, забрасывает леску с крючком. Вдруг сверху раздается голос: «Здесь нет рыбы!» Эскимос озирается, но никого не видит. Он пугается, отходит подальше, снова долбит лунку, забрасывает леску. Сверху опять голос: «Здесь нет рыбы!» Он опять отходит, опять лунка, леска, голос сверху: «Здесь нет рыбы!» Тогда эскимос спрашивает: «Кто со мной говорит? Это… Бог?» – «Нет, – отвечает голос. – Это директор катка».
Сатиры за спиной Пана хохочут, но он сдерживается.
– Альпинист падает со скалы. В последний момент одной рукой цепляется за камни и зовет на помощь: «Скорее! Я сейчас упаду! Помогите! Помогите!» С неба раздается голос: «Я с тобой. Я Бог. Доверься мне. Отпускай руку, и я мягко опущу тебя на землю. Поверь мне, ты не погибнешь. Отпусти же руку». Подумав немного, альпинист снова начинает вопить: «Помогите! Там есть еще кто-нибудь?» Я снова чувствую, что вот-вот сдамся. Хуже всего, что я знаю этот анекдот, но ситуация, место, где мы находимся, интонация, сюжет, то, что речь идет о Боге, внезапно выводят меня из равновесия. Я снова напрягаюсь, стискиваю челюсти, сжимаю ягодицы. Пан отлично видит, что я на грани. Он подмигивает и говорит:
– Если боишься проиграть, позови Творца, он тут неподалеку, на вершине Второй горы.
Не смеяться. Только не смеяться.
Я вспоминаю истории из моего детства, когда мне очень хотелось засмеяться, но было нельзя.
День, когда мой учитель математики надел парик задом наперед. Я все-таки не сдержался, и он наказал меня.
Не смеяться!
Мне так хочется захохотать. Сбросить растущее напряжение, стресс, накопившийся за последние дни.
Я представляю себе жидкий смех, который поднимается во мне как ручей, река, поток, а я замораживаю его грустными мыслями.
Я думаю о телепередаче «Осколки вдохновения и куски жизни по порядку», важный момент, который пережила моя душа. От этого воспоминания я перехожу к другому.
Арчибальд Густен со своим мундштуком из слоновой кости.
Немедленно возьми себя в руки!
Все смотрят на меня. Орфей не сдерживается и снова фыркает, по толпе пробегают смешки, и через несколько мгновений все уже хохочут, и я едва удерживаюсь, чтобы не присоединиться к ним. Маленькие домики в моем мозгу охватывает огонь, скоро запылает вся деревня.
Быстро! Вспомни что-нибудь грустное.
Война. Смерть. Атомная бомба. Я представляю себе трупы. Бойни. Диктаторов. Фанатиков, основавших секты. Жозефа Прудона. Чистильщика.
Пан повторяет:
– Там есть кто-нибудь еще?
Я сейчас засмеюсь. Я проиграю.
И тогда сморкмуха прилетает и садится мне на нос. Я чихаю, и этого хватает, чтобы я победил смех.
Я показываю противнику язык, чтобы он понял, что не сумеет победить меня, и пересаживаю херувимку, ставшую моим талисманом, к себе на плечо, чтобы она и дальше помогала мне.
Зрители начинают терять терпение. Нужно быстро что-то придумать.
Сморкмуха, помоги мне!
Я обдумываю ситуацию, как это делает шахматист. Пан не смеется потому, что ему заранее известны все мои шутки. В его памяти хранятся анекдоты всех народов и эпох. За тысячи лет он, разумеется, узнал больше шуток, чем я. Единственный способ победить его – рассказать шутку, которой он не знает. Такую шутку нужно придумать на основе того, что на самом деле происходило со мной. Пан упоминал о боге с Земли-1. И этим подал мне отличную идею.
Я набираю воздуха в легкие и начинаю импровизировать.
– Это история о боге, который спустился на свою планету. Он видит смертную, которая молится в храме: «Бог, услышь мою молитву!» Он подходит к ней и говорит: «Можете больше не молиться, я здесь. Обращайтесь прямо ко мне!» Изображая Дельфину, я говорю писклявым голоском, пародирую ее акцент, а изображая бога, перехожу к басу, как у Зевса. Царь сатиров выглядит удивленным. Этой истории он не знает, и она кажется ему забавной. Он не выдерживает. Я слышу, как он фыркает, а потом начинает сдавленно хихикать.
Как боксер, я продолжаю наносить удар за ударом.
– Бог говорит: «Расскажите мне о вашей религии, научите молиться» (за бога я говорю уже совсем карикатурным басом, за девушку – пищу, утрируя акцент). Девушка отвечает: «Это будет трудно, ведь вы сами изобрели ее. Вам будет нелегко поверить… в самого себя».
Пан заливается смехом. Он выпускает мой подбородок, хватается за бока, теряет равновесие, начинает махать руками и падает в воду. Это его не успокаивает, он продолжает хохотать, кашляет, отплевывается, задыхается и уходит под воду.
Я ныряю и помогаю ему выбраться на берег. К нам подбегает сатир и делает Пану искусственное дыхание. За ним спешат женщины-сатиры. Они явно просто дожидались повода наброситься на своего кумира. Пан встает, замечает меня и продолжает хихикать.