– А что, здесь нет ни душа, ни туалета?
Я выглядываю в окно и вижу небольшой водопад – вода льется из цистерны, водруженной на вершину гигантского дерева. Мы отправляемся туда, чтобы принять душ. Сатиры с любопытством смотрят на нас.
– Вам больше нечем заняться? – спрашивает Афродита.
– Вам больше нечем заняться? – повторяет маленький сатир, но мать одергивает его, и он робко предлагает:
– Шерстяные яйца?
Значит, они получили новые указания и теперь будут отвечать на каждую фразу дурацкой рифмой со словом «шерстяной».
Остальные сатиры довольно повторяют:
– Шерстяные яйца!
Хотя кое-кому эта рифма не очень нравится. Если последние 870 лет они повторяли все, сказанное другим, то последнее нововведение должно было сильно поразить их психику.
И может быть, теперь им придется повторять другую детскую шутку еще 870 лет. Вернувшись в дом, Афродита открывает шкаф и достает чистые зеленые туники. Одну надевает сама, другую протягивает мне.
Орфей, Эдип и Эдмонд Уэллс присоединяются к нам. Они тоже переоделись в одежду древесных людей. Мы похожи на шайку Робин Гуда.
– Ты готов? – спрашивает Эдмонд Уэллс.
– Сколько у меня еще времени?
– Час.
Я вытаскиваю из рюкзака тетрадь Фредди Мейера, на которой написано «Собрание шуток, которые помогут выжить в этом мире, пока мы не попадем в лучший».
Я читаю их вслух и повторяю по нескольку раз, чтобы лучше запомнить, словно учу билеты перед экзаменом.
– Выбирай короткие. Чем короче, тем надежней.
– Ты не должен недооценивать Пана, – говорит Эдип. – Ты видел, как он обвел нас вокруг пальца со своим напитком?
У нас во рту до сих пор стоит «послевкусие» этой шутки.
– Да, противника не стоит недооценивать, – подтверждает Эдмонд Уэллс. – Тем более что это часть их культуры. «Секс и юмор».
Я даже не знаю, что на это сказать.
– Разумеется, у разных народов юмор разный. Пока есть только одна хохма, которая пользуется успехом на всей планете. Знаете, какая?
– Человек, который падает? – предполагает Эдип.
– Нет. Пердящая собака. Я расстроен.
– Спасибо за совет! Вы мне очень помогли. Мои спутники окружают меня, как тренеры боксера на ринге.
– Удиви его!
– Говори на разные голоса! Меняй интонацию, это их поразит!
– Ни в коем случае не смейся сам над своими шутками! Оставайся серьезным.
Вновь раздаются звуки флейт.
– Идем. Уже пора.
Состязание состоится на берегу озера, которое находится здесь же на дереве. Это глубокий водоем, помещающийся в плотно сплетенных ветвях над дворцом Пана. Сатиры и мои спутники садятся вокруг, так, чтобы никто не мог подсказывать участникам. Чтобы усложнить испытание, мы будем состязаться, стоя на шесте, перекинутом через озеро.
Юная девушка-сатир играет на флейте, это сигнал начинать.
Мы с Паном держим друг друга за подбородок. Я цепляюсь за его бородку.
Он молчит и только ехидно смотрит на меня. Вдруг неожиданно показывает мне язык. Это меня удивляет, но я постоянно думаю о том, что меня ждет, если я проиграю. Я превращусь в сатира, потеряю друзей, дельфину, Афродиту, мой народ.
Только не смеяться.
Пан корчит несколько гримас, но, увидев, что на меня это не действует, меняет тактику.
– Две коровы пасутся на лугу. Первая говорит: «Слышала новости? Не боишься заболеть коровьим бешенством?» Вторая отвечает: «Мне это не грозит. Я же кролик».
К счастью, этот анекдот был в сборнике Фредди Мейера, я уже читал его, и мне удается остаться серьезным.
Пан, как на дуэли, стрелял первым. Теперь моя очередь.
Сардинка видит подводную лодку и в страхе подплывает к маме. Та ей говорит: «Не бойся, дочка, это всего лишь банка людей».
Улыбка Пана становится все шире. Он снова показывает мне язык.
Мои спутники обеспокоены. Они понимают, что мой противник обладает большой выдержкой.
– Теперь опять я, – говорит Пан. – Маленький циклоп спрашивает у папы: «Папа, почему у циклопов только один глаз?» Отец читает газету и прикидывается, что не слышит. Но маленький циклоп не унимается и снова спрашивает: «Папа, почему у циклопов только один глаз? В школе у всех два, а у меня только один». Отец раздраженно отвечает: «Сынок, иди лучше вымой руку и садись обедать».
Уфф! Опять анекдот, который я знаю. Кажется, его мне рассказал Зевс. А ему – опять же Фредди Мейер. Встреча с царем Олимпа и тут помогла мне.
Опять моя очередь.
– Маленький белый медвежонок спрашивает маму: «Мама, а кто у меня папа?» – «Как кто, – отвечает мать. – Конечно, белый медведь». – «А дедушка?» – «Тоже белый медведь». – «А бабушка?» – «И она белая медведица. А почему ты спрашиваешь?» – «Да что-то мерзну я…» Смех зрителей несколько напрягает Пана, но он сдерживается и тоже рассказывает анекдот:
– Две утки плывут по озеру. Одна говорит: «Кря-кря». Другая отвечает: «Не поверишь, как раз хотела то же самое сказать».
Кто-то фыркает у меня за спиной, там, где сидит моя группа поддержки. Это Орфей. Нужно быть начеку. Смех заразителен. Я стискиваю челюсти и тут же начинаю терять равновесие. С трудом удерживаюсь на шесте и бросаюсь в бой.
– Опять две утки на озере. Одна говорит: «Кря». Другая раздраженно отвечает: «Вечно ты обрываешь фразу на полуслове!» Хохот в лагере сатиров. Один из них при этом очень забавно блеет. К счастью, мы довольно далеко от берега. Если бы они сидели ближе, то удержаться от смеха было бы труднее.
Глаза моего противники блестят. Его едва заметно трясет.
Еще немного, и он засмеется. Значит, рассмешить Пана можно.
Пан рассказывает новый анекдот.
– Человек останавливается у похоронного бюро и спрашивает хозяина: «Почему вы все перекрасили в розовый цвет?» – «Чтобы привлечь более молодых клиентов», – отвечает хозяин.
Сохранять невозмутимость.
Напряжение растет. Я слегка дергаю Пана за бородку, чтобы сохранить равновесие.
Анализируй, думай о том, почему шутка показалась тебе смешной. Потому что она сразу вызывает перед глазами картинку: контора, торгующая гробами и надгробиями. Это связано со смертью. А розовый цвет символизирует юных клиентов. Вот в чем соль.
Пан ждет от меня шутки.
Скорее, нужно что-то вспомнить.
Я закрываю глаза. Стараюсь вспомнить лекции по философии, которые нам читали в лицее. «Смех» Бергсона. Что вызывает смех? Неожиданные повороты. Сюрпризы.