О нас писали в прессе, поэтому банкет по поводу открытия танатодрома пришлось устроить в пентхаусе. В небольшой поздравительной речи глава государства отметил наши успехи и пожелал нам не сложить головы при завоевании Континента Мертвых. Возвышаясь на эстраде, окруженной пышными растениями, он с грустью перечислил колонии – Канада, Вест-Индия, Западная Африка, – которые Франция потеряла лишь потому, что не смогла сохранить за собой первенство.
– На этот раз мы никому не уступим первенство, – решительно заключил он.
Под фотовспышки репортеров президент наградил нас знаками отличия, которые придумал специально в нашу честь. Это был орден «Почетного легиона танатонавтов». На нем был изображен человек с крыльями ангела, мчащийся сквозь огненный круг.
Что, если в эту самую минуту, когда мы купались в жарких лучах славы и успеха, смерть уже задумчиво смотрела на нас со своего престола, как стая пираний, наблюдающая за детьми, которые из корявых досок сооружают мостки, чтобы прыгать в мутную реку?
Я выкинул эти мысли из головы и вернулся в толпу гостей. Здесь был и журналист RTV1, который приставал к Амандине с вопросами, хотя та, похоже, была нерасположена на них отвечать. Молчаливая Амандина. Стоит только посмотреть на нее, и все станет ясно. Но журналист забыл, что значит смотреть. Он задавал вопросы и не слушал ответов, он снимал, не видя, что снимает. Вынужденный пользоваться искусственными органами чувств – микрофоном и камерой, – он потерял свои природные способности. Они просто атрофировались.
Амандина была потрясающе красива. На ней было умопомрачительное платье из черной парчи, но я избегал смотреть в ее светло-голубые глаза, затягивавшие как два бездонных омута.
Моя мать воспользовалась тем, что журналист на секунду замешкался, и засыпала его ответами на вопросы, которые тот и не думал задавать. «Да, мы собираемся открыть танатомагазин», «Да, в магазине вам предложат футболки и разные сувениры, связанные с танатонавтикой», «Нет, до лета скидок не предвидится».
Президент продолжал говорить, приходя в восторг от собственных идей.
– Этот орден, – вещал Люсиндер, потрясая наградой, – создан для того, чтобы вознаградить тех, кто внесет вклад в развитие танатонавтики. Мы будем вручать его и нашим зарубежным коллегам, которые смогут приезжать сюда, чтобы сотрудничать с нами. Удачи всем!
Ох уж этот Люсиндер. Готов на все, лишь бы попасть в учебники истории. Ему мало быть президентом, разрешившим эксперименты со смертью. Чтобы наша эпоха уж наверняка запомнилась под его именем, ему приспичило изобрести «Орден Люсиндера» и завести собственный танатодром, который наверняка однажды получит его имя – как аэропорты имени Кеннеди или Шарля де Голля.
А вот его идея переманивать к нам успешных танатонавтов из-за рубежа гарантирует, что мы никогда не будем плестись в хвосте за иностранцами. Отличный ход.
И я предложил тост в честь президента.
Знай же:
Вне твоих видений
Нет ни Высшего судии мертвых,
Ни демонов,
Ни победителей смерти, Маджусри.
Пойми это, и ты станешь свободен.
«Бардо Тодол», тибетская «Книга мертвых».
Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
На следующий день после официального открытия мы со своими пожитками переехали в наш дворец смерти.
Президент каждого обеспечил отдельной квартирой, а в лабораторию вело несколько входов, чтобы мы могли работать по ночам. Мы хорошо помнили, как нам досаждали окружающие, пока наша работа не получила признания, и с радостью переехали в новый дом.
Я выбрал себе жилье на четвертом этаже.
В лаборатории я нашел Рауля, сгоравшего от желания как следует врезать президенту Люсиндеру.
– Американцы, японцы, англичане!.. Он только о них и говорит. Он ничего не понимает! У нас море работы, но мы должны продвигаться только шаг за шагом и соблюдать при этом все меры предосторожности.
Я был озадачен тем, что мой друг заговорил о том, что мы должны работать без лишней суеты и спешки. Ведь он всегда подгонял нас, призывал идти вперед, невзирая на риск!
– Не нужно путать скорость с поспешностью.
В первую очередь следовало остудить чрезмерный пыл Феликса, стремившегося летать снова и снова.
Наш танатонавт сильно изменился после победы во Дворце конгрессов. Он давал одно интервью за другим. Его без конца приглашали принять участие в телевикторинах или круглых столах, и он обожал появляться на экране.
Я понимал его стремление отыграться за тридцать лет, когда общество в упор его не видело. Пластическая хирургия полностью изменила его исполосованное шрамами лицо. Талантливый офтальмолог сумел извлечь контактные линзы, из-за которых он все время моргал и щурился. А свою лысину он истребил, прибегнув к искусственной пересадке волос. Знаменитые кутюрье бесплатно одевали его, рекламируя свои дома моды. Красивый и элегантный, Феликс Кербоз стал настоящим олицетворением рыцаря смерти.
Он мелькал повсюду. Являлся на все премьеры, вернисажи, светские вечеринки в модных ночных клубах. Хозяйки самых роскошных гостиных боролись за право пригласить первого танатонавта к себе на раут. Феликс даже попал в Книгу рекордов Гиннесса как человек, дальше всех зашедший в загробный мир и вернувшийся оттуда. Он сидел в костюме супермена между победителем конкурса по раскусыванию вишневых косточек и человеком, выпившим больше всего пива, а со всех сторон к ним льнули топ-модели с потрясающими бюстами.
Феликс стал настоящим светским львом.
С одной стороны, мы этому радовались, потому что ради этого он захочет вернуться в мир живых из следующего полета, и в то же время мы нервничали, потому что его ночные тусовки постоянно мешали нашей работе. Феликс часто целыми днями валялся в кровати, приходя в себя после очередной попойки, вместо того, чтобы явиться на танатодром, свое рабочее место. К тому же он так привык к всеобщему восхищению, что еле слушал наши советы и разговоры о работе.
Однако он все-таки сохранил остатки профессиональной совести. За первую неделю после переезда в Бют-Шомон он дважды успешно возвращался из полетов на тот свет.
Феликс подтвердил существование стены «кома плюс двадцать одна минута», некой полупрозрачной перегородки.
«За этой стеной серебряная пуповина, удерживающая в этом мире, рвется, и силы воли, чтобы повернуть, не хватает», – говорил он.
Все журналы подхватили термин «коматозная стена». Некоторые использовали названия «стены смерти», «Молох-1» или просто «Мох-1», по созвучию с названием звукового барьера «Мах 1».
Молох – это слово заставляло меня вспоминать Баала, финикийского и карфагенского бога. Я видел его изображения на экскурсии в Сиди-абу-Саид в Тунисе. Огромная пустотелая металлическая статуя, под животом которой разводили огонь. Младенцев и девственниц приносили в жертву, швыряя их в пасть Баала.