У нас же были другие цели. Президент жаждал увековечить свое имя, а мы стремились навстречу приключениям и хотели проникнуть в тайну, древнюю, как само человечество.
Швейцар в расшитой золотом ливрее с шумом распахнул дверь. Аудиенция окончена. Президента ждут другие дела. Нам пора убираться.
– Спецслужбы Республики будут докладывать мне о том, как идут дела у наших конкурентов, – сказал Люсиндер и добавил: – Желаю вам побольше веры в свои силы! За работу!
Сном жизнь приучает нас к смерти.
Жизнь говорит нам, что в сновидениях есть еще одна жизнь.
Элифас Леви.
Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
После нашего шоу во Дворце конгрессов я неделю просидел дома совершенно один. За это время я узнал, что одиночество легче переносить, когда ты счастлив, но страдал ничуть не меньше, чем в то время, когда все шло из рук вон плохо. А чего я, на самом деле, ждал? Толпы почитателей, осаждающих дом по всему периметру? С какой же стати? Пусть мои фотографии появились в газетах, но сам-то я остался прежним, то есть одиноким.
Я прекрасно представлял себе эпитафию на своей могиле: «Здесь лежит Мишель Пэнсон, простой и одинокий, как любой другой человек».
Я утешался белым портвейном и часами перечитывал старые книги по мифологии.
Устав от этих слишком академичных и сухих текстов, я листал попадавшиеся под руку журналы. Все они были полны статей о счастливых кинозвездах, красивых, белозубых, которым жениться или развестись было не труднее, чем мне щелкнуть пальцами. На каждой странице красовались непристойно помпезные фотографии, на которых широко улыбались молодожены и счастливые родители с новорожденными на руках. Если верить журналистам, все они были гениальны, уникальны, осыпаны премиями, но в то же время скромны и приятны в общении. Они участвовали в борьбе против полиомиелита, усыновляли детей из стран третьего мира, вещали о любви как о единственной истинной ценности, представляли своих новых друзей, таких же гениальных и улыбающихся, как они сами.
Танатонавты тоже были счастливы. Феликс купался в лучах славы, Рауль напал на след отца, президент Люсиндер стал знаменит, Амандина думала, что теперь сможет спасать людей.
А я?
Мне нечем было заняться. Никого, с кем можно поговорить, кому можно поведать о своей боли вперемешку с приступами радости.
Я хотел выть, как волк на луну. А-у-у-у! Соседи начали возмущаться, и пришлось прекратить. Я заставил себя снова усесться с журналами в кресло и бесился, читая об удачливых актерах, художниках и политиках.
Надо взять себя в руки. Я слишком нетерпелив.
Было уже пол-одиннадцатого вечера, но я все никак не мог подавить в себе желания. Желания быть с людьми, поговорить с ними, поспорить о том о сем.
– Приветик!
Не повезло. Мать с братом. Они набросились на меня прямо с порога.
– Мой мальчик, сынок, как я тобой горжусь! Я всегда знала, что у тебя все получится! Мама всегда чувствует такие вещи…
– Браво, брательник, ну ты даешь вообще!..
Они расселись на моем диване, словно у себя дома, и братец тут же завладел остатками портвейна.
Потом Конрад принялся рассуждать о моих финансовых интересах, о том, что настало время поручить ведение дел толковому помощнику. Мать подчеркнула, что теперь, когда я прославился, я наверняка смогу жениться на киноактрисе или какой-нибудь знатной наследнице. Она уже набрала вырезок из журналов с фотографиями красоток, которые могли бы мне подойти.
– Женщины будут у тебя в ногах валяться, – говорила она с горящими глазами.
– Но… У меня уже есть подружка, – попытался я возразить, чтобы избавиться от навязчивых попыток устроить мою судьбу.
Мать тут же оскорбилась.
– Что?! Как?! – вскинулась она. – У тебя есть подружка и ты скрываешь это от матери?!
– Я…
– Ага! Я знаю, кто это! – завопил Конрад. – Это медсестра! Та блондинка, которая была с тобой во Дворце конгрессов! Слышь, ты заметил, что она похожа на Грейс Келли? Только круче. Постой-ка… Странно только, что она так вешалась на вашего танатонавта. Я уж подумал, что он ее оприходовал!
Мой братец-кретин, как всегда, попал в самое больное место и наслаждался, проворачивая нож в ране. Мать велела ему замолчать.
– Медсестра? Ну и что? Все работы хороши… И когда ты на ней женишься? Я мечтаю увидеть тебя женатым. Тебе нужна женщина, которая наведет порядок в твоей жизни. Посмотри, как ты одет! Ты простудишься! Небось все время обедаешь в ресторанах! Они же экономят на клиентах, подают объедки и продукты самого низкого сорта. Я надеюсь, ты не ешь сырой фарш?
– Да, конечно, – соглашался я, пытаясь остановить лавину.
– Что ж, тем лучше. Медсестра научит тебя правильно питаться, начнешь одеваться как следует. Да, и вот что еще! Не вздумай задирать нос из-за того, что тебя показывали по телевизору!
– Не буду.
– Чего не будешь?
– Не буду задирать нос.
– Предупреждаю, даже не думай вести себя с нами как сноб, мол, «я международная звезда»! Чтобы ничего такого, договорились?
Нет, лучше капитулировать, чем ввязываться в бессмысленную перепалку! Конрад ехидно ухмылялся, считая меня мямлей и бесхребетником.
Порывшись в книгах, лежавших у меня на столике, он воскликнул:
– Ну и ну! Ты что, увлекся мистикой?
– Я читаю то, что хочу, и не собираюсь ни перед кем отчитываться, – раздраженно ответил я.
Я готов был уступить матери, но терпеть выходки Конрада – это уж слишком.
Он с трудом разобрал название:
– «Пополь Вух, предания»… Это что, про колдунов?
Я выхватил драгоценную книгу из его рук.
– Это эпос мексиканских индейцев киче. – Я чуть не плюнул ему в лицо.
– А, ну да! А вот еще: «И-Цзин, Книга перемен». «Бардо Тодол, тибетская книга мертвых». И «Рамаяна». Вот это да! Слушай, чего у тебя тут только нет. Только «Камасутры» не хватает!
– Конрад, если ты явился, чтобы доводить меня, тогда убирайся к чертовой матери, пока я не начистил тебе морду! Хвастайся деньгами, тачками и бабами в другом месте! Оставь меня в покое!
– Ах, где ты, мой кладбищенский покой! – загнусавил Конрад.
Я уже кинулся на него с кулаками, но вмешалась мать:
– Не разговаривай так с братом. Меня он только радует! Посмотри: он женат, подарил мне внуков. Его не в чем упрекнуть! Уж он-то не ходит задравши нос, что пролез на телевидение!