Тьма сгущается | Страница: 159

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да, в жизни часто бывает, что выходит не так, как задумал. – Пекка ткнула пальцем в сторону детской: – Что и выяснил только что наш Уто.

– Вроде бы успокоился, – с облегчением заметил Лейно.

– Столько времени реветь у него терпения не хватит даже ради любимого левиафанчика, – отозвалась Пекка. – Вот и славно, а то мы бы с ним с ума сошли. – Чародейка склонила голову к плечу. – Тишина просто могильная. Уж не заснул ли он там?

– Или заснул, или собрался поджечь дом и не хочет, чтобы мы ему помешали, прежде чем огонь разгорится, – заметил Лейно вроде бы в шутку, но в таких шутках обычно некоторая доля правды присутствует.

Пекка машинально принюхалась и, сообразив, что делает, показала мужу язык.

– Уто! – окликнула она. – Ты что там делаешь?

– Ничего! – тут же отозвался сынишка. Таким невинным тоном он говорил всегда, когда не хотел сознаваться, чем занят на самом деле.

Во всяком случае, он не спал. И в собственной комнате едва ли натворит что-нибудь ужасное, понадеялась Пекка. Она снова повела носом. Нет, дымом вроде не тянет…

Кто-то постучал в двери. Прежде чем поднять засов, Пекка выглянула в окошко, чего не сделала бы, прежде чем они с Лейно заговорили об альгарвейцах. Но на заснеженной дорожке стояли не рыжеволосые убийцы, а всего лишь сестра чародейки, Элимаки, и ее муж Олавин, с которого началась история плюшевого левиафана. Обе пары частенько захаживали друг к другу, а Элимаки вдобавок приглядывала за Уто, пока двое чародеев работали.

Взгляд у Олавина был острый.

– Охо-хонюшки! – вздохнул он, заметив левиафана на каминной полке. – И что сегодня натворил мой племянничек?

– Пытался разнести кладовку, – ответил Лейно. – Мало не хватило.

– Это нехорошо, – согласился Олавин. – Если он с огоньком к делу подошел, вам у меня одалживаться придется, чтобы порядок навести.

Олавин был одним из крупнейших ростовщиков Каяни.

– Может, сдадим Уто в залог? – предложил Лейно.

Жена пронзила его взглядом. Шутка зашла слишком далеко – а кроме того, Пекка знала, что ее муж в детстве сам был сущим наказанием.

– Одним словом, – промолвил Олавин, – не выпустите его из-под ареста на пару минут, чтобы попрощаться?

– Попрощаться? – хором выпалили чародеи.

– А куда вы собрались? – добавила Пекка.

– На службу к семи князьям, – ответил свояк. – Меня призвали из резерва, идиоты несчастные! – Он пожал плечами. – Если я попытаюсь командовать солдатами, это плохо кончится, но полковой казначей из меня должен получится славный. Надеюсь.

– Не вздумайте его слушать, – посоветовала Элимаки. – Он так загордился – чудо, что пуговицы на мундире не поотлетали.

В голосе ее тоже звучала гордость – гордость и тревога.

– В последние недели многих призвали в армию, – заметила Пекка. – Лучше бы Альгарве оставило Илихарму в покое. Тогда мы не так торопились бы в бой.

Лейно положил руку жене на плечо.

– Мы с тобой уже очень давно состоим на службе у Семерых, – промолвил он.

Пекка кивнула.

– Уто! – крикнул Лейно. – Подойди, попрощайся с дядей Олавином!

Мальчишка вылетел из комнаты, сияющий, будто и не был наказан.

– Дядя, а куда ты уезжаешь?

– В армию, – ответил Олавин.

– Ого! – Мальчишечьи глазенки засверкали. – Ты там убей за меня побольше альгарвейцев – мне еще нельзя, я маленький.

– Постараюсь, – серьезно отозвался Олавин.

Элимаки стиснула его руку.

Пекка вздохнула, пожалев, что война – да и все на свете – не так проста, как может показаться шестилетнему мальчишке.


Тем утром Краста пребывала в премерзопакостном настроении. Как обычно. Если бы маркиза попыталась подыскать себе оправдания – что было крайне маловероятно, поскольку она полагала неотъемлемым свое право на меланхолию, – то стала бы напрочь отрицать, что капризное бешенство, с каким взирала на мир валмиерская дворянка, можно было вменить ей в вину. Это чужие недостатки раздражали ее. Если бы окружающие справлялись лучше – иначе говоря, во всем следовали желаниям Красты, – маркиза, как она была убеждена, вела бы себя тише воды, ниже травы. Обманывать себя она всегда умела.

В тот момент ее более всего раздражали недостатки горничной. Та имела наглость не появиться в тот самый момент, как хозяйка ее кликнула.

– Бауска! – взвизгнула Краста громче и пронзительней прежнего. – Чтоб тебе провалиться, где ты прячешься?! Марш ко мне сию же секунду, пока не пожалела!

Дверь в спальню распахнулась. Горничная подковыляла поближе так поспешно, как только позволял ей тяжелый живот. Похоже было, что до родов осталось недолго.

– Я здесь, сударыня! – промолвила она, неуклюже изобразив реверанс. – Чем могу служить?

– Где тебя носило? – пробурчала Краста.

Состояние Бауски не вызывало у хозяйки ни малейшего сочувствия, особенно раз служанка носила альгарвейского ублюдка. Отцом указанного ублюдка был капитан Моско, адъютант полковника Лурканио, что вызывало в Красте одновременно презрение и ревность: любовник Бауски был моложе и симпатичней ее собственного, хотя и ниже чином.

– Мне очень жаль, сударыня. – Бауска понурилась. Всплеск хозяйского темперамента она уже не раз переносила. – Я была, понимаете, в отхожем месте. – Ладони ее сами собой обхватили огромный живот. Улыбка вышла кривоватой. – Может показаться, что я в последнее время оттуда почти не вылезаю.

– Мне так точно кажется! – огрызнулась Краста. Ее мучило подозрение, что Бауска предпочитает отсиживаться в уборной, чтобы не работать. Знаем мы эти холопские штучки! Ну раз уж удалось выкликать девку, так пускай трудится. – Я сегодня собралась надеть эти темно-зеленые брюки. Подбери мне к ним блузку.

– Слушаюсь, госпожа, – пробормотала Бауска и поковыляла к шкафу с блузами (для штанов Краста отвела другой). Пошарив по полкам, она вытащила две: – Какая вам больше нравится – золотистая или цвета корицы?

Предоставленная самой себе, Краста выбирала бы рубашку добрый час и дошла бы за это время до точки кипения. Столкнувшись же с простым и ясным выбором, она не колебалась.

– Золотую, – бросила она, не раздумывая. – В тон волосам.

Она сбросила тонкую шелковую рубашечку и панталончики, в которых почивала, на ковер – Бауска потом подберет – и облачилась в нечто более пристойное. Потом позволила горничной расчесать солнечно-золотые хозяйские кудри и, придирчиво осмотрев свое отражение в зеркале с позолоченной рамой, кивнула. В таком виде и утро встретить не зазорно.

Бауска поспешила в кухню, предупредить повара, что хозяйка желает откушать омлета с сыром и грибами. Грибы Краста не особенно любила, но собиралась поддеть Лурканио: тот, как большинство альгарвейцев, грибы терпеть не мог. При встрече с любовником маркиза намеревалась описать свою трапезу, смакуя каждую подробность, точно помешанная на грибах фортвежка.