– Чародей, блудодей, прохиндей, людей, – пробормотал пьяный по-прежнему на альгарвейском. – Будь я трезв, я бы мог многое. Будь я трезв, я бы… я бы… – Он уткнулся носом в ладони и разрыдался. – Но этого мало, – простонал он сквозь слезы. – Этого недостаточно. Ничего не достаточно. – Он глянул на жандармов: – Вам ничего не достаточно. И вы удивляетесь, что я пьян?
– Пошли отсюда, – торопливо прошептал Бембо. – Я не хочу связываться с чародеем. Даже пьяным. Жандармов после такого хоронят за казенный счет.
Бембо успел оттащить напарника на пару шагов, но тот стряхнул толстяка с плеча.
– Этот ковнянин, – объявил он, словно на суде, – применил ко мне зловредное колдовство! Он за это поплатится!
Развернувшись, он нацелил свой жезл на пьяного чародея.
Но тот пропал. Бембо протер глаза. Каунианин не прятался в высокой траве – его будто и не было здесь никогда. Остались только запах блевотины и воспоминания жандармов.
– Нам, альгарвейцам, значит, недостаточно? – проскрежетал Орасте. – Я т-те устрою, чтоб мало не показалось!
И он открыл огонь по тому месту, где минуту назад сидел чародей, – откуда, сообразил Бембо, он никак не мог сбежать.
Короткий вскрик засвидетельствовал, что луч нашел свою цель. Миг спустя каунианин выпал из воздуха – раненый, он не в силах был поддерживать маскировочное заклятие. Орасте выстрелил снова. Каунианин содрогнулся всем телом, словно пораженный молнией.
Из последних сил он поднял руку и, указывая дрожащим пальцем на жандармов, слабеющим голосом принялся читать заклятие – по-кауниански, так что Бембо разобрал лишь пару слов, но и так было понятно, что это проклятие. Жандарм выпалил, не раздумывая. Луч ударил волшебнику в лицо. Тот с предсмертным стоном повалился на спину и застыл.
– Молодец! – гаркнул Орасте, хлопнув напарника по плечу. – Видал? Хоть на что-то ты годишься.
– Да пошел ты! – огрызнулся Бембо. – Думаешь, мне охота на себе испытать последнее проклятие чародея? Совсем рехнулся? Вот если бы ты на него плюнул с самого начала, то и палить бы не пришлось.
– Он свое заслужил, – ответил Орасте. – Силы горние, да он еще легко у нас отделался!
– Когда в казарму вернемся, придется доложить Пезаро, – напомнил Бембо.
Под ложечкой у него засосало. До сих пор ему не доводилось кого-то убивать.
Орасте хрюкнул пару раз – верно, пытался рассмеяться.
– Пезаро нальет нам по стопочке, похвалит и уложит в постельку. И ты это не хуже меня знаешь.
Скорей всего, он был прав, но сердце у Бембо все равно екнуло. Если вдуматься – чего жандарм делать очень не любил, – он отправил на верную гибель немало кауниан. И все же убийство пьяного чародея поразило его сильней. Сейчас он не мог привычно притворяться, что вовсе не причастен был к чужой смерти. Когда стреляешь человеку в лицо, очень трудно сделать вид, что не виноват.
С другой стороны, чародей-каунианин мог сотворить – и непременно сотворил бы – что-нибудь скверное с обоими жандармами, если бы Бембо его не пристрелил. А те кауниане, кого толстяк под конвоем вел из окрестных деревень на становой вокзал, ничего дурного никому не сделали.
Бембо тряхнул головой. Размышлять об этом было слишком утомительно и не слишком приятно.
– Пошли, – сказал он. – Выберемся из парка, закончим обход – и в казармы. А эта падаль до утра никуда не денется. Доложимся, тогда за ней труповозку пришлют.
– Дело говоришь, – одобрил Орасте. – Пошли. Не отставай.
Больше в парке они никого не встретили. И все равно Бембо с радостью вышел на улицу. Сам он вовсе не был уверен, что предложение его было дельным. Как любой жандарм, наделенный хоть граном мозгов и прослуживший больше двух недель, он предпочитал обходиться без эксцессов. Он надеялся, что и эта смена пройдет без эксцессов. Надеялся – и был страшно разочарован.
Границы каунианского квартала в Громхеорте патрулировала другая пара жандармов, но маршрут Бембо и Орасте проходил неподалеку от стены и поворачивал к казармам.
– Уже недолго, – проворчал Орасте. – Вот вернемся, тут я и отосплюсь про запас.
Бембо, зевнув, кивнул. Утренняя заря уже красила небо на востоке серым и розовым. Толстяк зевнул снова – как же он ненавидел ночные смены! – и вдруг напрягся.
– Силы горние, – пробормотал он вполголоса. – Еще один каунианин… то есть каунианка.
Даже в мутном утреннем свете бледное золото волос сияло ярко.
– Ага, – проворчал Орасте и повысил голос: – Эй, сестренка! Ты что делаешь в этом квартале, а?
Когда женщина подошла поближе, Бембо заметил, что блузка ее сшита из прозрачного шелка, а штанишки сидят на редкость туго.
– Я возвращаюсь домой, – ответила она по-альгарвейски, медленно и внятно. – Меня зовут Долдасаи. У меня есть разрешение: меня послали развлекать одного из ваших офицеров. Можете проверить.
Жандармы переглянулись. Офицерская шлюха могла, как никто другой из кауниан, отыграться на патрульных, если те к ней прицепятся попусту.
– Ну так иди, – со вздохом отозвался Бембо.
Долдасаи прошла мимо, будто не замечая жандармов. Бембо обернулся, чтобы полюбоваться ее задницей, но шлюха была не на работе и бедрами вилять не пыталась. Толстяк вздохнул и пожал плечами: не все сразу…
Сержант Леудаст вскочил с соломенной подстилки, как только вагон, в котором ехала его рота, остановился. Теплушка больше годилась для скотины, чем для людей: судя по застоявшемуся запаху навоза, скотину в ней прежде и возили. Но в последние месяцы Ункерлант пользовался тем, что попадалось под руку.
Подняв засов, Леудаст отодвинул створку двери. В вагон хлынул свежий воздух, отчего тяжелая вонь ударила в ноздри с новой силой: за время долгого пути к границам герцогства Грельц сержант успел к ней притерпеться.
– Ребята, на выход! – крикнул он. – Приехали, за работу пора!
Подчиненные его упорно скрывали всяческий энтузиазм, даже если испытывали его когда-либо. После неудачной атаки на Лаутерталь естественно было с подозрением относиться к любым приказам командования. Но как ни относись, а выполнять их придется – и солдатам, и Леудасту.
Выпрыгнув из вагона, сержант махнул рукой капитану Хаварту. Тот помахал в ответ и зашагал к Леудасту.
– Ну, как тебе понравился Котбус, когда мы через него проезжали? – с ухмылкой осведомился капитан.
– Если бы вы мне не сказали, что мы в столице, сударь, я бы и не заметил, – признался Леудаст. – Из закрытого вагона не больно-то полюбуешься. По мне, так Котбус навозом провонял.
– Тебе сейчас всюду навоз мерещиться будет, – заметил Хаварт, на что сержанту оставалось только кивнуть. – Но ты мог бы догадаться, что поедем через Котбус, даже если бы я не предупредил, – продолжал капитан. – Это средоточие становых жил державы. Оттого-то мы обязаны удержать столицу, что бы ни случилось.