— Будет исполнено, — сказала она на шипящем языке чужаков. Каждый, кто долго находился рядом с ними, знал эту фразу. Она продолжила на идиш. — Вот так они думают. Это, наверное, их единственный образ мышления.
— Я знаю, — ответил Мойше. Он говорил так, словно бился головой в стену. — Слишком хорошо знаю.
Через громкоговорители муэдзины призвали правоверных к молитве. Каир ненадолго притих. Еще один ярко-желтый самолет пролетел низко над городом к аэропорту.
— Вот это «Дакота», — сказала Ривка, подойдя к стоящему у окна Мойше. — Значит, Маршалл теперь тоже здесь.
— Значит, это он, — ответил Мойше. Он почувствовал себя так, словно расставлял фигуры на шахматной доске, как когда-то в Варшаве, и только что поставил в надлежащее место последние две фигуры. — Посмотрим, что будет дальше.
— Что ты скажешь Атвару, если он вызовет тебя и спросит, что ты думаешь об этих людях? — спросила Ривка.
Мойше изобразил несколько щелчков и хлопков.
— Благородный адмирал?
Ривка бросила на него предостерегающий взгляд, означавший: «не старайся быть забавным». Он вздохнул:
— Не знаю. Я даже не понимаю, зачем он вызывает меня и задает свои вопросы. Я не был…
Ривка поспешным жестом остановила его. Мойше замолк. Он собирался сказать, что никогда не был возле людей такого уровня. Ривка была права. Ящеры наверняка прослушивали каждое его слово. Если они не понимали, насколько мелкой пташкой он является, не стоит разубеждать их. Подумав, он решил, что, изображая себя более важным, чем на самом деле, он добьется лучшего обращения с собой и большей безопасности.
И действительно, через пару часов в номер отеля вошел Золрааг и объявил:
— Вас вызывают в штаб благородного адмирала Атвара. Вы идете немедленно.
— Будет исполнено, благородный господин, — ответил Мойше.
Ящеры определенно не собирались обращаться с ним как с равным. Они говорили ему, куда идти и что делать, и он подчинялся.
Охранники не казались жаждущими пристрелить его, как это было, когда ящеры перевезли его в Каир. Но они по-прежнему обращались с ним грубо и возили в бронированной военной машине, самом негодном для человека средстве передвижения из всех, когда-либо изобретенных.
На пути к штабу Атвара Золрааг заметил:
— Ваша проницательность в отношении политических стратегий, которые могут быть использованы, представляет интерес для благородного адмирала. Поскольку вы сами возглавляли не-империю, то подготовлены к важным переговорам с другими такими же тосевитскими самцами.
— Это определенно лучше, чем быть расстрелянным, — мрачно сказал Мойше.
Он был рад, что научился держаться соответствующим образом. Да, короткое время после прихода ящеров он возглавлял евреев в Польше, пока не понял, что не может больше подчиняться захватчикам. Представить, что он возвысился до уровня Гитлера, Халла и Сталина, — для этого надо было иметь очень живое и богатое воображение. Насколько он знал, все, что было меньше планеты, ящеры считали слишком мелким, чтобы беспокоиться о незначительных отличиях. Для него эти отличия вовсе не были незначительными, но он — слава богу! — не был ящером.
Атвар накинулся на него сразу же, едва он вошел в уставленную машинами комнату, которую занимал главнокомандующий.
— Если мы заключим соглашение с этими самцами, как вы считаете, они будут соблюдать его? — потребовал он ответа, заставив Золраага перевести его слова на польский и немецкий.
Он говорил с человеком, который сам видел, как Польшу разодрали на части Германия и СССР, заключившие свое секретное соглашение, и как они начали войну между собой менее чем через два года после этого, несмотря на то что соглашение формально еще действовало. Осторожно подбирая слова, Мойше ответил:
— Они будут соблюдать его — но только до тех пор, пока соглашение будет соответствовать их интересам.
Адмирал разразился нераспознаваемыми звуками. Золрааг снова перевел:
— Значит, вы говорите, что эти тосевитские самцы вообще ненадежны?
По правилам, которых придерживались ящеры, ответ должен был быть — «нет». Мойше не считал, что такой прямой ответ помог бы остановить войну. Он сказал:
— Вы можете предложить многое, что будет в их интересах. Если, например, вы и они договоритесь об условиях вывода ваших самцов из их стран, они, вероятно, будут соблюдать любые соглашения, которые предотвратят возвращение Расы.
Судя по усилиям Золраага в Варшаве, ящеры имели о дипломатии весьма смутное представление. Факты, очевидные для любого человека, даже для не имеющего опыта правителя — например, для самого Мойше, — временами поражали чужаков, как настоящее открытие. А временами, несмотря на искреннее желание понять, они были не в состоянии сделать это.
Так и теперь — Атвар сказал:
— Но если мы уступим требованиям этих настойчивых тосевитов, мы внушим им мысль о равенстве с нами. — Через мгновение он добавил: — А если они поверят в равенство с нами, то вскоре они начнут думать, что они превосходят нас.
Последнее замечание напомнило Мойше о том, что ящеры вовсе не дураки: они могут быть невежественны в том. как одна нация обращается с другой, но они не глупы. Игнорировать различие было бы смертельно опасно. Мойше осторожно сказал:
— То, что вы уже сделали, должно отчетливо доказать им, что они не превосходят вас. А то, что они сделали против вас, должно показать вам, что и вы не превосходите их, как вы думали вначале, когда пришли в этот мир. Когда ни одна сторона не превосходит другую, разве не лучше договариваться, чем воевать?
После того как Золрааг перевел, Атвар уставился на Русецкого уничтожающим взглядом:
— Когда мы пришли на Тосев-3, то думали, что вы, Большие Уроды, все еще те варвары с копьями, какими вас показывали наши космические зонды. Но очень скоро мы обнаружили, что мы не в такой степени превосходим вас, как мы считали, когда погружались в холодный сон на время полета. Это самое неприятное открытие, когда-либо сделанное Расой. — Он добавил усиливающее покашливание.
— Здесь ничто не остается неизменным, тем более — на долгое время, — сказал Мойше.
Некоторые польские евреи старались остановить время, чтобы жить так, как они жили до эпохи Просвещения и до того, как по Европе прошла промышленная революция. Они даже думали, что у них это получилось — пока нацисты не обрушили на них все худшее в современном мире.
Мойше говорил с гордостью. Это не могло оставить равнодушным главнокомандующего флотом вторжения. Атвар возбужденно ответил:
— В этом-то и беда ваша, тосевиты. Вы слишком изменчивы. Возможно, мы заключим сейчас мир с вами, с такими, какие вы есть. Но будете ли вы такими, какие вы сейчас, когда прибудет флот колонизации? Можно посомневаться. Какими вы будете? Чего будете хотеть? Что вы будете знать?