— Немедленно убирайтесь к черту! — закричал Ауэрбах этой состоящей из двух человек команде.
Если они промахнулись, то враг уже обнаружил их по трассе полета ракеты.
Они не промахнулись. Фронтальная броня танка ящеров и не дрогнула бы под взрывчатой головкой снаряда «базуки», но бронетранспортер — другое дело. Из подбитой машины вырвалось пламя. Солдаты открыли огонь из стрелкового оружия по ящерам, едва те показались в аварийных люках. Через мгновение в ночную какофонию влился дробный стук пулемета.
— Продолжать движение! Вперед! — закричал Ауэрбах. — В Карваль!
Минометчики позади него начали обстрел городка. Ране увидел, что одна из мин вызвала пожар, осветивший местность. Что ж, пламя поможет уравнять шансы.
Он задумал желание — точь-в-точь как на Рождество. Дощатые дома Карваля один за другим охватывало желтое пламя. По тому, как они горели, было ясно, что пожар разгорелся надолго. Пламя перекидывалось с одного здания на другое вдоль миниатюрной главной улицы. В зловещем маслянистом свете метались силуэты ящеров, казавшиеся демонами в аду.
С расстояния более мили от города по целям, освещенным пожаром, начал бить крупнокалиберный пулемет. Нельзя рассчитывать попасть с такого расстояния одной пулей в одну цель, но если вы посылаете множество пуль во множество целей — некоторые попадания гарантированы. Когда же бронебойная пуля крупного калибра попадает в цель из плоти и крови, эта цель (приятное и безобидное слово для существа, которое думает и страдает, как и вы) падает и остается лежать.
Ауэрбах заулюлюкал, как краснокожий индеец, увидев следующий бронетранспортер ящеров. Теперь обе «базуки» начали беспорядочно бить ракетами по Карвалю. Возникли новые пожары.
— Операция закончена! — закричал он, хотя его никто не мог услышать — даже он сам себя. Ящеры должны были подумать, что на них напала бригада броневиков, а не потрепанный кавалерийский отряд.
Треск стрельбы скрывал шум приближающихся вертолетов, пока не стало слишком поздно. Ауэрбах узнал о них, когда они начали бить ракетами по «базукам». Картина снова напомнила Четвертое июля, только на этот раз фейерверки двигались неправильно — с воздуха на землю. Терзаемая земля извергалась миниатюрными вулканами.
Взрыв поднял Ауэрбаха, затем швырнул вниз. Что-то мокрое потекло ему в рот — кровь, определил он по вкусу. Из носа. Интересно, не течет ли кровь из ушей? Будь он поближе к месту взрыва — или если бы он в этот момент вдыхал воздух, а не выдыхал, — то его легкие могли бы разорваться на куски.
Шатаясь, он поднялся на ноги и потряс головой, как нокаутированный боксер, пытающийся заставить работать свой мозг. «Базуки» умолкли. Крупнокалиберный пулемет переключился на вертолеты. Ему хотелось, чтобы пулеметная очередь сбила хоть один вертолет. Но вертолеты тоже умели стрелять. Он увидел, как ниточка трассирующих пуль протянулась к позиции пулемета. Пулемет замолчал.
— Отступаем! — закричал Ауэрбах всем, кто мог его слышать.
Он посмотрел вокруг в поисках радиста. Тот был неподалеку — мертвый, с рацией на спине, превращенной в крошево. Что ж, всякий, у кою не хватит разума отступить, если он потерпел поражение, не заслуживает жизни.
Где же Энди Осборн? Этот местный мог бы, вероятно, проводить его обратно к оврагу — хотя, если вертолеты начнут бить сверху, когда он окажется на дне, овраг станет смертельной ловушкой, а не дорогой в безопасность. Ящеры все еще продолжали стрелять. Так что теперь ни одной дороги в безопасность не было вообще.
Силуэт в ночной тьме. Ране поднял оружие — и понял, что это человек. Он махнул в сторону северо-запада, показывая, что пора возвращаться домой. Солдат сказал:
— Да, сэр, мы уходим отсюда.
Словно издалека он узнал голос Рэйчел Хайнс.
Ориентируясь по звездам, они шли примерно в нужном направлении, не зная, смогут ли найти лошадей, оставшихся под присмотром коноводов. Возможно, это уже было бессмысленно: вертолеты превратят животных в собачий корм, если доберутся туда первыми.
Внезапно позади снова заработал крупнокалиберный пулемет. Хотя стрелки наверняка погибли, видимо, пулемет нашли другие бойцы и начали стрельбу. Вероятно, они сумели зацепить вертолеты, потому что машины ящеров изменили курс и повернули к пулемету.
Новые стрелки вели себя умнее: как только вертолеты приблизились, они прекратили огонь. «Нет смысла объявлять: „подстрели меня прямо здесь!“», — подумал Ауэрбах, спотыкаясь на ходу в темноте.
Вертолеты ящеров прочесали местность вокруг пулемета, затем начали уходить. Сразу после этого солдаты снова открыли огонь.
Они вернулись для следующего захода. И снова, когда они сделали паузу, пулеметчики на земле доказали, что они еще живы. Один из вертолетов казался поврежденным. Ауэрбах надеялся, что бронебойные пули доконают его. Но машина осталась в воздухе. После нового обстрела вертолетами пулемет больше не стрелял.
— Сукин сын! — с отвращением сказала Рэйчел Хайнс. Она ругалась как солдат, не замечая, что делает это. Затем она сказала совершенно другим тоном: — Сукин сын.
Два вертолета-охотника мчались в их сторону.
Он хотел спрятаться, но где можно спрятаться от летящей смерти, которая видит в ночи? «Нигде», — подумал он и приложил приклад М-1 к плечу. Пусть у него нет никаких шансов, но что он сможет сделать — он сделает. «Если собираешься уйти навсегда, уходи с музыкой».
Пулеметы обоих вертолетов заработали. На мгновение он подумал, что они прекрасны. Затем почувствовал мощный удар. И сразу его ноги не захотели больше держать его. Он начал падать, но не мог понять, ударился он о землю или нет.
* * *
Охранник открыл дверь в тесную камеру Уссмака.
— Вы — на выход, — сказал он по-русски, который Уссмаку пришлось учить.
— Будет исполнено, — сказал Уссмак и вышел.
Он всегда радовался, покидая камеру, которая поражала его плохим устройством. Если бы он был тосевитом, то не смог бы встать во весь рост или лечь, вытянувшись. Поскольку тосевиты выделяли и жидкие, и твердые отходы, солома в камере вскоре стала бы у Большого Урода вонючей, разлагающейся массой. Уссмак совершал туалет в уголке и не испытывал особых неудобств из-за отсутствия смывающего устройства.
У охранника в одной руке был автомат, в другой — фонарь. Фонарь светил слабо и издавал неприятный запах, напоминавший Уссмаку о приготовлении пищи: не используется ли в нем какой-то продукт животного или растительного происхождения в качестве топлива вместо керосина, на котором двигаются тосевитские танки и летают самолеты?
Он знал, что лучше не задавать таких вопросов. Результатом были только большие неприятности, а он их и так имел вполне достаточно. Когда охранник вел его в камеру для допросов, Уссмак мысленно обрушивал проклятья на пустую голову Страхи. «Пусть его дух живет в послежизни без Императоров», — подумал Уссмак. По радио бывший командир корабля с такой уверенностью вешал, что Большие Уроды ведут себя цивилизованно по отношению к самцам, которых они взяли в плен. Что ж, могучий когда-то командир корабля Страха не знал о здешней жизни. К своему сожалению, Уссмак узнал все сам.