В камере для допросов его, как обычно, ждали полковник Лидов и Газзим. Уссмак послал бесцветному переводчику взгляд, полный одновременно симпатии и ненависти. Если бы не Газзим, то Большие Уроды не смогли бы выведать у него так много и так быстро. Он сдал базу в Сибири с намерением рассказать самцам СССР все, чем он мог помочь им: совершив измену, он собирался и дальше идти по этой скользкой дорожке.
Но Лидов и другие самцы из НКВД исходили из предпосылки, что он враг, склонный к утаиванию секретов, а не союзник, стремящийся раскрыть их. Чем дольше они относились к нему с этой позиции, тем ближе они были к тому, чтобы превратить свою ошибку в истину.
Может быть, Лидов начинал понимать ошибочность такого подхода. Заговорив без помощи переводчика Газзима (это он изредка делал), он сказал:
— Я приветствую вас, Уссмак. Здесь на столе есть нечто, от чего ваш день пройдет, вероятно, более приятно. Он показал на блюдо, полное коричневатого порошка.
— Это имбирь, высокий господин? — спросил Уссмак.
Он знал, что это так и есть: его хеморецепторы чувствовали наркотик через всю комнату. Русские не давали ему имбиря — он не знал, как давно. Казалось, что целую вечность. Он хотел спросить: «Можно попробовать?» Но чем ближе он знакомился с самцами из НКВД, тем реже высказывал то, что приходило ему в голову.
Но сегодня Лидов казался общительным.
— Да, конечно, это имбирь, — ответил он. — Пробуйте, сколько хотите.
Уссмак подумал, не пытаются ли Большие Уроды отравить его чем-то. Нет, глупости. Если бы Лидов хотел дать ему другой наркотик, он бы так и сделал. Уссмак подошел к столу, взял немного порошка в ладонь, поднес ко рту и попробовал.
Это был не просто имбирь, он был обработан лимоном, что особенно ценилось в Расе. Язык Уссмака высовывался снова и снова, пока последняя крошка бесценного порошка не исчезла с ладони. Пряный вкус наполнил не только рот, но и мозг. После столь долгого воздержания травка на него подействовала очень сильно. Сердце колотилось, воздух бурными порывами наполнял легкие и стремительно покидал их. Он чувствовал себя веселым, проворным, сильным и ликующим, превосходящим тысячу таких, как Борис Лидов.
Уголок сознания предупреждал, что это ощущение — обман, иллюзия. Он видел самцов, которые не могли это понять и поэтому погибли, находясь в полной уверенности, что их танки могут делать все, а их противники — Большие Уроды — не способны воспрепятствовать им ни в малейшей мере. Тот. кто не убил себя в результате такой глупости, научился наслаждаться имбирем, не становясь его рабом.
Но воспоминание пришло тяжело, в середине веселья, вызванного наркотиком. Небольшой рот Бориса Лидова растянулся, изображая символ, который тосевиты используют, чтобы показать дружеские чувства.
— Продолжайте, — сказал он. — Пробуйте еще.
Уссмака не требовалось приглашать дважды. Самое худшее в имбире было то, что, когда его действие заканчивалось, наступала черная трясина уныния. Спасение было одно — попробовать еще раз. Обычно одной дозой не ограничивались. Но на этом блюде имбиря было достаточно, чтобы самец был счастлив довольно долгое время. Уссмак радостно прильнул снова.
Газзим повернул один глаз в сторону с порошкообразным имбирем, а второй — к Борису Лидову. Каждая линия его тощего тела выдавала жуткую жажду, но он не делал ни малейшего движения к блюду. Уссмак видел страстное желание самца. Газзим явно опустился до самых глубин. Если он боялся попытаться попробовать, значит, Советы делали с ним поистине страшные вещи.
Уссмак был привычен к подавляющему эффекту, который имбирь оказывал на него. Но он не пробовал его уже долгое время, к тому же только что получил двойную дозу сильного снадобья. Наркотик оказался сильнее, чем его способность сдерживать себя.
— Давайте дадим этому бедному дохлому самцу что-нибудь, чтобы он ненадолго почувствовал себя счастливым, — сказал он и сунул блюдо с имбирем прямо под нос Газзима.
— Нет! — сердито закричат по-русски Борис Лидов.
— Я не смею, — прошептал Газзим, но язык оказался проворнее. Он засновал между блюдом и зубами, снова, снова и снова, как бы стараясь наверстать потерянное время.
— Нет, говорю вам, — снова сказал Лидов на этот раз на языке Расы, добавив покашливание, чтобы подчеркнуть значение своих слов.
Ни Уссмак, ни Газзим не обратили на него ни малейшего внимания, и тогда он шагнул вперед и выбил блюдо из рук Уссмака. Оно разбилось об пол, и коричневатое облако имбиря повисло в воздухе.
Газзим набросился на самца из НКВД, вцепившись в него зубами и когтями. Лидов издал булькающий крик и рванулся прочь, истекая кровью. Он поднял одну руку, чтобы защитить лицо, другой схватился за пистолет, который висел у него на поясе.
Уссмак прыгнул на него, навалившись на правую руку. Большой Урод был ужасно силен, но мягкая без чешуи кожа делала его уязвимым: Уссмак почувствовал, что его когти глубоко погрузились в плоть тосевита. Газзим словно ополоумел. Его челюсти терзали горло Лидова, словно он хотел съесть тосевита. Запах рассыпанного имбиря соединился с едким ароматом тосевитской крови. Это сочетание довело Уссмака почти до животного состояния.
Крики Лидова становились слабее, его рука выпустила рукоятку пистолета. Уссмак вытащил оружие из кобуры. Оно казалось тяжелым и неудобным.
Дверь в камеру допросов открылась. Уссмак ждал, что это произойдет гораздо раньше, но Большие Уроды слишком примитивны, чтобы иметь телевизионные камеры для надзора над такими местами. Газзим вскрикнул и бросился на охранника, который остановился в дверях. Кровь текла с его когтей и морды. Даже вооруженный, Уссмак не захотел бы сражаться с ним, даже подбодренный наркотиком и не совсем в своем уме, как в этот момент.
— Боже мой! — закричал тосевит. Но он очень быстро сориентировался: вскинув автомат, он выпустил короткую очередь, прежде чем Газзим смог наброситься на него. Самец Расы, извиваясь, ударился об пол. Он был наверняка мертв, но его тело пока не понимало этого.
Уссмак попытался выстрелить в охранника. Несмотря на то что не смог бы убежать из этой тюрьмы, он все же был солдатом и имел в руках оружие. Единственная проблема состояла в том, что он не мог заставить оружие стрелять. Оно имело какой-то предохранитель, и он не понимал, как его снять.
Пока он неловко разбирался с оружием, ствол автомата Большого Урода повернулся к нему. Пистолет охранника не испугал. Уссмак с отвращением бросил тосевитское оружие на пол. Он смутно подумал, что охранник тут же убьет его.
Но, к его удивлению, этого не произошло. Звуки выстрелов в тюрьме привлекли других охранников. Один из них немного говорил на языке Расы.
— Руки вверх! — крикнул он.
Уссмак повиновался.
— Назад! — сказал тосевит.
Уссмак послушно отступил от Бориса Лидова, лежавшего в луже собственной крови. «Она выглядит точно так, как у бедного Газзима», — подумал Уссмак.