Череп грифона | Страница: 100

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Именно так, — с довольным видом кивнул Феаген. — Туша кабана придала вес клятве Агамемнона, и мясо этого зверя не надлежало есть. Море было тропой, по которой кабан ушел к земле, солнцу и эриниям.

Жрец, сияя, посмотрел на Менедема.

— Вижу, ты из тех людей, что размышляют о подобных вещах.

— Ну…

Менедем не страдал излишней скромностью, но не мог принять такую похвалу, когда рядом стоял Соклей, поэтому сказал:

— Мой двоюродный брат больше склонен к философии, чем я.

— Я сам не питаю особой склонности к философии, — признался Феаген. — Думаю, мы должны поступать, как того хотят боги, и находить благовидные оправдания, когда поступаем, как нам вздумается.

Соклей приподнял бровь, услышав это. Но не успел он затеять спор, который сделал бы его кандидатом на глоток цикуты, Менедем сказал жрецу:

— Мы искренне благодарим тебя за то, что ты очистил судно.

И посмотрел на Соклея взглядом, говорившим: «Пожалуйста, не надо».

К его облегчению, двоюродный брат послушался.

— Рад от тебя это услышать, молодой человек, — ответил Феаген. — Тот, кто любит богов, и сам будет ими любим.

Он пошел на середину судна и побрызгал морской водой на Родиппа. Раненый, потерявшись в горячечных видениях, стонал и что-то бормотал.

— Боюсь, вы правы, — вздохнул Феаген. — Я уже вижу, как к нему тянется смерть.

— Хотел бы я, чтобы с такими ранами могли что-то поделать хоть лекари, хоть боги, — сказал Соклей.

Нет, он не собирался просто так оставить эту тему.

— Как известно, Асклепий совершал чудеса, — проговорил жрец.

— О да, — согласился Соклей. — Но если бы он делал это чаще, чудеса уже не были бы чудесами, и тогда больше людей прожили бы гораздо дольше.

Жрец мрачно посмотрел на него. Менедем почувствовал себя зажатым между двумя армиями как раз в тот момент, когда они уже готовы броситься друг на друга. Всеми силами стараясь изменить тему разговора, он сказал:

— Ладно, ребята, давайте спустим Родиппа в лодку. А потом позаботимся о нем как можно лучше.

Родипп жалобно взвыл, когда несколько моряков опустили его в лодку. Он продолжал выть даже после того, как товарищи соорудили навес из парусины, чтобы защитить его от палящего солнца.

— Милосерднее всего было бы перерезать ему глотку, — сказал Соклей.

— Он не осознает, что с ним, — ответил Менедем. — Не большая милость, но все же милость.

— И может, боги все же решат сохранить ему жизнь, — добавил жрец.

Менедем ни на мгновение в это не верил. И, стараясь удержать Соклея и жреца от перебранки, он переусердствовал. Если Родипп уже оказался в лодке, как же теперь Феаген вернется в Сунион?

У Менедема не хватило духу снова трогать раненого, поэтому моряки подозвали с берега другую лодку, и Менедем дал сидящему в ней парню пару оболов, чтобы тот отвез жреца домой. Едва лодка удалилась на такое расстояние, что Феаген уже не мог слышать голосов на акатосе — или почти не мог, — Соклей фыркнул и сказал:

— Он, может, и святой, но смышленым его не назовешь.

Феаген напряженно выпрямился. Менедем очень сомневался, что жрец удалился на нужное расстояние.

— Зато он, наверное, считает, что ты — смышленый, но отнюдь не святой, — заявил Менедем.

— Мне плевать, что он считает, — ответил Соклей. — И если ты полагаешь, что…

— Я полагаю, что наш акатос снова ритуально чист, — перебил Менедем. — И, полагаю, это хорошо. А ты? — Он пристально посмотрел на Соклея, как бы говоря, что лучше тому согласиться.

— О да, — признал Соклей. — Я пытаюсь не быть суеверным, но не преуспел в этом так, как мне бы того хотелось. Вряд ли можно быть моряком и не заразиться суевериями.

— Я верю в удачу и верю в богов. Если хочешь заявить, что это делает меня суеверным, давай, — ответил Менедем, прикидывая, насколько длинным окажется спор.

К его удивлению, спора вообще не получилось. Двоюродный брат не услышал его реплики — он смотрел на стайку пролетающих мимо морских птиц.

— И о чем говорит это знамение? — засмеялся Менедем.

Теперь Соклей его услышал.

— Я наблюдаю за ними не ради знамений. Просто вряд ли мне раньше попадался такой вид буревестников.

— О…

У Менедема вытянулось лицо. Многие люди, ответившие так, как сейчас ответил Соклей, солгали бы. Но Соклей? Менедем покачал головой — он безоговорочно верил двоюродному брату.

* * *

Родипп умер через три дня. Команда «Афродиты», заменяя его семью, похоронила беднягу в могиле, выкопанной местным могильщиком. Феаген снова явился на галеру, на сей раз чтобы очистить лодку. Он хмуро посмотрел на Соклея, но тот притворился, что ничего не заметил.

Тем временем у Суниона бросило якорь крутобокое судно с острова Эгина. Поговорив с его капитаном, Менедем заявил:

— Теперь я знаю, куда мы отправимся дальше.

— Что? Неужели на Эгину? — спросил Соклей и, когда двоюродный брат кивнул, воздел руки в воздух. — Почему? Там не купишь ничего, кроме дешевого барахла. Эгинцы славятся по всему Эгейскому морю своими шутками, но что они производят такого, что окупило бы затраты на перевозку?

— У них есть серебро, — ответил Менедем. — Много-много славных «черепах». И еще у них есть храм Артемиды, который, по слухам, собираются украшать. Представляешь, как бы статуя смотрелась в львиной шкуре?

— А…

Соклей подумал немного и сказал:

— Ты сможешь убедить их купить шкуру. Полагаю, там у тебя даже больше шансов на это, чем в Афинах. В Афины наверняка попадает гораздо больше львиных шкур, чем на Эгину.

Менедем поцеловал его в щеку.

— Именно так я и подумал, мой дорогой. И до Эгины всего день пути. — Он указал на запад. — Отсюда виден остров, вон над горизонтом торчит его нос.

— А разве у островов есть носы? — спросил Соклей. — Вряд ли какой-нибудь философ об этом подозревал.

Менедем скорчил ему рожу, но Соклей недолго фантазировал на эту тему.

— Хотел бы я, чтобы вместо Эгины мы двинулись в Пирей, — со вздохом сказал он. — Но без черепа грифона какой смысл туда идти?

— И вправду.

Нет, Менедем не собирался сокрушаться из-за потери древних костей.

— Поглядим, как у нас пойдут дела в другом месте.

* * *

На другой день над Сароническим заливом дул порывистый ветер; гребцы провели порядочно времени на веслах, но, казалось, радовались этому — может, им не терпелось убраться от Суниона, где навсегда остались два их товарища. Соклей не мог задать им этот вопрос, но не удивился бы, если б оказалось, что так оно и есть.