А еще Менедем понял — ему хватило одного взгляда, — что Фрасилл показал им самые большие и прекрасные драгоценные камни, которые он когда-либо видел. Один камень был величиной с ноготь, другой всего на крупицу меньше. Оба имели удивительно сочный зеленый цвет, который привлек внимание Менедема еще тогда, когда капитан, прибывший из Египта, впервые продемонстрировал ему камни.
— Интересно, — как можно равнодушнее проговорил Соклей. Он был торговцем и хорошо знал, что не следует выказывать энтузиазма, но не смог удержаться и добавил: — Это, без сомнения, драгоценные камни.
— Я же тебе говорил, — сказал Менедем.
— Да. — Соклей оценивающе посмотрел на него. — Но мне известно, что ты… как бы получше выразиться? Слишком легко увлекаешься.
— Потому что я человек эмоциональный. А ты хладнокровен, как лягушка.
Будь они одни, Менедем мог бы высказать куда больше, но сейчас его оппонентом был не Соклей, а Фрасилл. И Менедем ограничился тем, что добавил:
— Теперь ты видишь, почему я ими заинтересовался.
— Во всяком случае, я вижу, почему ты мог бы ими заинтересоваться. — Соклей посмотрел на Фрасилла. — Мой брат не сказал, сколько ты за них просишь.
Фрасилл облизнул губы.
— Мину за каждый.
— Фунт серебра? — Соклей устроил целое представление, возвращая изумруды владельцу. — Прости, о несравненнейший, но вынужден сказать — ты кажешься мне слегка безумным.
Бреке-ке-кекс, — негромко проговорил Менедем: то был хор лягушек из пьесы Аристофана.
Соклей не обратил на него внимания, а Фрасилл явно понятия не имел, что означают эти бессмысленные слова.
Вы бы так не говорили, если бы знали, через что прошел мой племянник, чтобы выкрасть их с рудника. Он засунул их себе в задницу, вот что он сделал, потом напился макового отвара, чтобы не испражняться пару дней, пока не уберется подальше оттуда.
Соклей украдкой вытер ладонь о хитон.
Менедем подавил смех. Его двоюродный брат всегда был чистоплюем. Но сейчас они вместе сражались против Фрасилла, поэтому Менедем сказал:
— Камни интересные, но запрошенная тобой цена непомерно велика.
— Наверняка найдется кто-нибудь, кто заплатит ее, — ответил Фрасилл, однако не слишком уверенно.
— Наверняка найдется кто-нибудь, кто выдаст тебя Птолемею, вот это вернее, — заявил Менедем, и Фрасилл вздрогнул так, как будто его ударили. Воспользовавшись этим, родосец продолжил: — Птолемей сейчас не в Александрии, он совсем неподалеку, в Ликии, с большим флотом. Ты думаешь, что сможешь обогнать его военные галеры на этой неуклюжей посудине? Тогда удачи тебе, почтеннейший.
— А мы с Менедемом — мы оба великолепно умеем хранить тайну, — добавил Соклей, причем, судя по его тону, они были единственными людьми в мире, способными молчать.
Его двоюродный брат серьезно кивнул в знак согласия.
Фрасилл снова облизнул губы, но распрямил плечи. Менедем побился бы об заклад, что капитан «Дуновения» собирается заартачиться, но тут, на их счастье, один из родосских портовых рабочих выбрал именно этот момент, чтобы крикнуть:
— Эйя, Менедем!
— В чем дело, Мойраген? — нетерпеливо отозвался тот.
Оборванный тощий человечек не смог бы сыграть свою роль лучше, даже если бы Менедем заплатил ему мину серебра.
— Ты слышал последние новости? — спросил он. — Птолемей только что отобрал у Одноглазого Старика Ксанф в Ликии и, говорят, собирается двинуться к Кавну.
— Нет, честно говоря, я этого не слышал, — ответил Менедем, наблюдая за Фрасиллом куда пристальней, чем могло показаться.
Новость ударила по капитану торгового судна тяжелей, чем выпущенный из катапульты камень весом в двадцать мин.
— Откуда ты знаешь, что это правда? — спросил Соклей Мойрагена.
Менедем был раздосадован: и приспичило же его двоюродному брату именно сейчас поиграть в историка.
— Новости принес парень по имени Эвксенид из Фазелиса, что в Ликии, — ответил Мойраген. — Он вырвался из Ксанфа буквально за пару мгновений до того, как туда нагрянул Птолемей. Не желая рисковать, оставаясь в Кавне, Эвксенид явился сюда.
Портовый рабочий помахал им и пошел по пирсу, чтобы рассказать новость еще кому-нибудь.
— Так-так, — обратился Менедем к Фрасиллу. — Разве это не интересно?
— Птолемей сюда не придет, — ответил тот.
— Конечно нет, — утешающим тоном проговорил Менедем. — Хвала богам, Родос и впрямь свободный и независимый полис. Но рано или поздно тебе придется отсюда уйти. Ты хочешь иметь дело с торговцами, чьи отцы и деды всю жизнь честно заключали сделки, или же предпочтешь рискнуть получить чуть больше с того, кто запросто может перерезать тебе глотку или донести на тебя, вместо того чтобы заплатить?
— Иди ты к воронам, — прошептал Фрасилл. — Ты не человек, а злой дух!
— Хорошо. Если не хочешь торговаться… — Менедем сделал несколько шагов к сходням. Соклей последовал за ним.
Они не успели еще покинуть палубу «Дуновения», когда услышали слово, которое надеялись услышать.
— Подождите! — прохрипел Фрасилл.
Для пущего драматического эффекта Менедем сделал пару шагов по сходням и лишь потом остановился. Затем выдержал паузу и спросил Соклея:
— Как ты думаешь, он стоит нашего внимания?
— Нет, — ответил Соклей, и Менедем готов был его расцеловать.
Оба еще немного потянули время, прежде чем начать торг с Фрасиллом.
Соклей так хорошо изобразил неохоту, что его двоюродный брат даже усомнился — была ли это только игра. Не важно. Менедем гнул свою линию, как привык делать всегда.
— Ладно, сколько же вы согласны заплатить за каждый камень? — вопросил Фрасилл, когда Менедем и Соклей наконец вернулись к нему.
— А сколько у тебя всего изумрудов? — ответил Менедем вопросом на вопрос.
— Четырнадцать, — сказал Фрасилл. — Как, по-твоему, насколько большая задница у моего племянника?
— Тебе это лучше знать, почтеннейший, — пробормотал Менедем.
Соклей почти преуспел в попытке превратить взрыв хохота в кашель.
Шутка, к счастью, совершенно не задела Фрасилла.
— Между прочим, мы еще не видели все четырнадцать камней, — заметил Менедем. — Я уверен, что те, которые ты нам показал, лучшие, поэтому остальные будут стоить меньше.
— Ничего подобного! — воскликнул Фрасилл, но его напускное возмущение не было убедительным даже для него самого, поэтому он не настаивал.
— Я дам тебе… ммм… две мины за все, — сказал Менедем. — Два фунта серебра целиком и полностью будут твоими, или же вы поделите их с племянником, если ты в настроении проявить щедрость.