— Две мины? — повторил капитан «Дуновения». Насей раз его гнев был совершенно неподдельным. — Ты, никчемный, заслуживающий кнута ублюдок, убирайся с моего корабля и забирай с собой своего родственника! Будь у меня собака, я бы натравил ее на вас обоих!
— Тогда сколько, по-твоему, они стоят?
— Я уже объяснял тебе: мина за штуку. Итого четырнадцать мин.
— А я уже сказал, что не заплачу так много. Итак? Я рискую, помни. Эти камни встречаются очень редко, поэтому я не знаю, сколько смогу на них выручить.
— Да иди ты к воронам — это уже не моя забота. — Фрасилл поколебался, потом продолжил: — Двенадцать мин за всю партию — и ни на халк меньше.
— И все-таки это слишком много. Цена просто непомерная, — сказал Менедем.
Он боялся, что капитан торгового судна вообще не сбавит цену. Тогда Менедему пришлось бы первому повысить свою, тем самым выказав слабость, и ведь он повысил бы — так ему нужны были эти камни.
Зато теперь он мог сказать:
— Я дам тебе три мины, — и ни о чем не беспокоиться.
Фрасилл дрогнул первым.
* * *
Менедем получил изумруды за пять мин и пятьдесят драхм.
— Вор, — выдавил Фрасилл даже после того, как пожал Менедему руку, чтобы скрепить сделку.
— Ни в коей мере, — ответил родосец, хотя не сомневался, что извлечет из сделки кругленькую прибыль. — Зато Птолемей не услышит об этом, даже если приведет в нашу гавань весь свой флот.
Эти слова заставили Фрасилла снова занервничать, как и надеялся Менедем.
Потом он повернулся к Соклею.
— Не будешь ли ты так добр принести этому господину серебро, пока я подожду здесь, с ним?
«И позабочусь, чтобы он не передумал», — подразумевалось под такой просьбой.
Соклей все понял. Он понял даже больше, потому что кивнул и ответил:
— Если я принесу серебро, твой отец не скоро услышит о сделке.
— Надеюсь.
Менедем махнул рукой, чтобы двоюродный брат скорее отправлялся, и Соклей, ухмыляясь, ушел. Менедем не любил оставлять за ним последнее слово, но еще меньше любил препираться с братом при посторонних.
Вскоре Соклей вернулся в сопровождении двух дюжих рабов, на бедре его висел меч. Даже в законопослушном Родосе носить с собой пять с половиной мин серебра было довольно опасно.
— Вот, держи, — сказал Соклей, вручая Фрасиллу кожаный мешочек.
Менедем протянул руку, и Фрасилл отдал ему куда меньший мешочек с изумрудами.
Прежде чем покинуть палубу «Дуновения», Менедем открыл мешочек, высыпал камни на ладонь и пересчитал их.
— Ты мне не доверяешь? — спросил Фрасилл обиженно.
— …Двенадцать… тринадцать… четырнадцать… — пробормотал Менедем. Потом, удовлетворенный, ответил: — Разумеется, доверяю, почтеннейший.
«Теперь я тебе доверяю».
— Но все равно лучше подстраховаться, чтобы не было беды.
— Подстраховаться? — повторил капитан крутобокого судна. — Вряд ли я теперь когда-нибудь снова почувствую себя в безопасности. Ну а сейчас вам лучше уйти, прежде чем вернется кто-нибудь из моих моряков и начнет гадать, кто вы такие и что здесь делаете.
— Как скажешь, — ответил Менедем.
Похоже, Фрасилл впервые попытался провезти что-либо контрабандой.
«Интересно, нельзя ли с помощью шантажа заставить его отдать нам изумруды задаром?» — подумал Менедем.
И тут же вздохнул: поздно. Они уже заключили сделку.
— Пойдем, Соклей.
Фрасилл ринулся в рубку со своим серебром, без сомнения, собираясь спрятать его понадежней, в самом потайном месте, какое только можно найти.
Когда двоюродные братья сошли на пирс, Соклей спросил:
— Ты прикидывал, нельзя ли дать ему еще меньше, так ведь? Я видел это по твоим глазам.
— Ну как ты мог обо мне такое подумать? — ответил Менедем самым невинным тоном.
И оба рассмеялись.
* * *
Придя домой, Менедем увидел, что отец уже ждет его во дворе.
— Дай мне посмотреть на драгоценные камни, которые ты принес, — потребовал Филодем.
«Вот и надейся сохранить все в тайне», — подумал Менедем.
Соклей, должно быть, сказал своему отцу, зачем ему понадобились деньги, а дядя Лисистрат тут же помчался в соседний дом, чтобы рассказать новости брату.
— Пожалуйста, господин. — И Менедем протянул отцу маленький мешочек, полученный от Фрасилла.
Как и Менедем чуть раньше, Филодем высыпал изумруды на ладонь. Но сын тогда поднес их поближе к глазам, чтобы как следует рассмотреть, а отец держал камни на вытянутой руке и все-таки недовольно ворчал — за последние несколько лет он стал дальнозорким.
Наконец Филодем кивнул.
— Ты заработаешь деньги, продав их ювелирам и богатым людям. Наверняка. Сколько ты заплатил за все? Шесть мин?
— Пять с половиной, отец, — ответил Менедем.
— Ты мог бы справиться и хуже, — соизволил обронить Филодем; в его устах это была высокая похвала.
Под влиянием внезапного вдохновения Менедем сказал:
— Почему бы тебе не оставить себе один из изумрудов, отец, и не вставить его в кольцо или браслет, чтобы подарить Бавкиде? Ей бы такое понравилось; держу пари — немногие родосские женщины тогда смогут с ней сравниться.
И лишь выпалив это, Менедем остановился, чтобы подумать — зачем он такое сказал и не выдал ли случайно себя? Но Филодем, к его огромному облегчению, не заметил ничего необычного.
— Знаешь, а это неплохая идея, — кивнул он. — Женщины любят побрякушки.
Отец посмотрел на Менедема.
— Ты же у нас знаешь все о том, что именно любят женщины, так ведь?
То был обычный сарказм, но сейчас Филодем говорил как никогда довольным тоном.
— Ни один мужчина не знает всего о том, что любят женщины, — с великой убежденностью заявил Менедем. — Хотя кое-чему я тут научился.
Отец фыркнул.
— Ты знаешь достаточно, чтобы это помогало тебе попадать в беду повсюду от Галикарнаса до Тарента.
«И вполне достаточно, чтобы угодить в еще большую беду здесь, дома, если бы только я допустил такое», — подумал Менедем.
— Вот, выбери один для меня. — Отец протянул руку. — Мои глаза теперь уже не подходят для таких дел.
— У этого прекрасный цвет, — сказал Менедем, беря изумруд.
— Да, прекрасный, — согласился Филодем. — Я вижу камень лучше, когда ты его держишь, чем когда он у меня на ладони. Разве это не грустно? Старость — горькая вещь, без сомнения.