Менедем и сам ни за что не захотел бы иметь дело с Полемеем. Тем не менее он ответил:
— Мой дорогой, это не твоя забота и не моя. Наше дело — доставить его на место и получить плату, именно это я и собираюсь сделать.
Менедем, как и Полемей, все время внимательно присматривал за берегом, пока «Афродита» шла на юг — особенно когда торговая галера приближалась к одному из множества мысов или маленьких островков. Немало таких островков испещряло канал между Эвбеей и материком; на некоторых паслись овцы или крупный рогатый скот, другие, казалось, не изменились с тех пор, когда их создали боги. И любой из островков мог запросто послужить пиратскому пентеконтору или гемолии прикрытием, из-за которого те могли ринуться на торговое судно.
«Ты начинаешь нервничать, как афинянин, о котором упоминал Соклей», — подумал Менедем.
Он бы не беспокоился так сильно, не будь у него на борту столь ценного пассажира. Благодаря телохранителям Полемея у «Афродиты» было больше шансов отбиться от грабителей, но Менедем не хотел, чтобы ему пришлось проверить это на деле.
Как и в прошлый раз, когда Киссид привел на борт акатоса своих родных, Менедем делал все возможное, чтобы взглянуть на жену Полемея. Тут ему не слишком везло; она оставалась на баке, а толпящиеся вокруг вооруженные телохранители надежно прикрывали женщину от взглядов Менедема. Но даже если бы можно было ее хорошо рассмотреть, это не много бы ему дало — как и любая респектабельная женщина, вынужденная покинуть дом, она все время оставалась под покрывалом, защищающим ее от взглядов похотливых мужчин. Менедем хорошо это знал, но все равно продолжал упорно всматриваться.
Полемей прошел на корму и поднялся на ют. Племянник Антигона возвышался над Менедемом, как башня; он был одним из самых крупных людей, которых когда-либо видел родосец. И в отличие от Соклея Полемей не был тощим и неуклюжим — он был крепко сбит, широк в плечах и груди. Один такой мужчина стоил многих.
Полемей был такой громадный, что Менедему даже пришлось снять одну руку с рукояти рулевого весла и, сделав жест, как будто он сметал что-то в сторону, сказать:
— Прошу прощения, почтеннейший, но будь добр сделать шаг вправо или влево. Мне нужно видеть, что там впереди.
— А. Хорошо. — Полемей и не подумал извиниться.
Менедем удивился бы, если б узнал, что этот человек хоть раз в жизни перед кем-нибудь извинялся. Но Полемей все же передвинулся, причем у него хватило ума перейти не к левому борту, а к правому. Если бы внезапно нагрянула беда, она, скорее всего, явилась бы с Эвбеи, а не из Аттики. Помолчав несколько мгновений, племянник Антигона спросил:
— Насколько большой флот привел Птолемей на Кос?
— Около шестидесяти судов, — ответил Менедем.
Впервые за все время их недолгого знакомства Полемей улыбнулся. Но, даже улыбаясь, он оставался грозным.
— Вполне достаточно, чтобы пнуть моего дорогого дядю по яйцам. Но вполовину меньше того, что он заслужил.
«Это теперь ты так говоришь, — подумал Менедем. — А пару лет назад ты был правой рукой своего дорогого дяди. Думаю, тебе просто пришлось не по душе, что у него подросли сыновья».
Но вслух, разумеется, Менедем ничего подобного не сказал — Полемей не относился к людям, располагающим к подобным откровениям.
— Ты знаком с кем-нибудь из капитанов Птолемея? — спросил племянник Антигона.
Менедем покачал головой.
— Прости, господин, но я простой торговец.
— Ты не простой торговец, иначе Птолемей не послал бы тебя за мной. — Взгляд Полемея был острым, хищным и жестким, как у орла. — Ты встречался с кем-нибудь из его морских командиров?
— С одним-единственным, — ответил Менедем. — Его пятиярусник остановил нас на пути в гавань Коса. Тогда нам задавали всякие вопросы, которые морские офицеры обычно задают незнакомцам.
— Ага! — Полемей подался вперед. Весь вид его говорил: «Ну наконец мы хоть к чему-то пришли!» — Как его звали? Сколько серебра у вас ушло, чтобы заставить его посмотреть в другую сторону?
— Я так и не узнал его имени, — слегка раздраженно ответил Менедем. — И этот человек не поднимался на борт нашего судна, поэтому подкупить его не было возможности.
Судя по виду племянника Антигона, тот не поверил ни единому слову.
— Тогда как ты заставил его пропустить вас? Птолемей, как и многие другие, платит своим офицерам за то, чтобы те всех подозревали. От них не было бы большой пользы, будь они другими.
— Как, о несравненнейший? — Терпение Менедема начало истощаться. Ему не нравилось, что его допрашивают с пристрастием на борту его же собственного судна, тем более что в вопросах Полемея он не видел никакого смысла. — Я показал ему шкуру тигра, вот как. После этого офицер оставил меня в покое и больше не докучал.
Но Полемей не понял намека. Он просто изменил направление своих вопросов.
— А где ты достал тигровую шкуру? Ты был в Индии? Не может быть, чтобы ты ходил туда с Александром, ты слишком молод!
Люди, ходившие в походы с великим македонским царем, явно собирались тыкать этим в лицо младшему поколению до скончания своих дней. Менедем уже слышал такие высказывания чаще, чем ему хотелось бы.
— Нет, я не был в Индии, — ответил он. — Эту шкуру привезли с Востока. Я купил ее на рыночной площади в Кавне.
— А…
Полемей даже не потрудился скрыть свое разочарование. Он отвернулся и снова пошел на нос.
Менедем потихоньку облегченно вздохнул и снова сосредоточился на управлении «Афродитой», которая шла по каналу между Эвбеей и материком. Рыбацкие лодки торопливо уходили к Эретрии, второму большому полису острова, едва заметив акатос и вооруженных людей в доспехах на его борту.
К радости Менедема, ни одна военная галера не приблизилась, чтобы разузнать, что это за судно.
«Они, должно быть, подумали, что мы обычные пираты, так что не о чем особо беспокоиться».
Эта мысль и опечалила, и рассердила его.
Город Дистос, расположенный к югу от Эретрии, лежал не на самом морском берегу, а возле маленького заболоченного озера. Его стены были сложены в форме многоугольника («Как именно называется такой многоугольник, сказал бы Соклей, это он интересуется такого рода вещами», — подумал Менедем) и имели десять или двенадцать башен, чтобы сдерживать врагов. Должно быть, башни не слишком хорошо справлялись со своей работой — хотя брешей в стенах не было, Дистос казался порядком заброшенным и даже более того.
Вскоре на ют пришел Соклей, и Менедем приветствовал его улыбкой.
— Клянусь египетской собакой, я рад твоей компании.
— Да неужели? — Его двоюродный брат, приподняв бровь, положил ладонь на лоб Менедема, как будто проверяя, нет ли у того жара. — Ты хорошо себя чувствуешь?