— А. Правильно. — Соклей зевнул так широко, что хрустнули челюсти. — Он еще не появлялся?
— Ты ведь его не видишь, верно?
Менедем помолчал, чтобы оценить движение воды под днищем «Афродиты».
— Но я бы очень хотел, чтобы он уже был здесь, потому что Эврип течет сейчас в нужном направлении. Если течение повернет на север, мы тут надолго застрянем.
— Что правда, то правда, — ответил Соклей сквозь зевок, на этот раз не столь широкий.
Он встал и, как незадолго до этого Менедем, уставился в сторону Халкиды.
Город был тихим и темным. Кричала сова, плакал ребенок, лаяла собака… Три звука, раздающихся далеко друг от друга на фоне общей тишины.
— Где же он? Надеюсь, он не передумал.
— Хоть бы не передумал! — воскликнул Менедем в ужасе — невольном, вполне понятном ужасе: кого обрадует перспектива потерять сорок мин серебром.
— Приободрись. Если наш друг передумал, мы можем просто отправиться в Афины и заняться торговыми делами.
— Да тебе плевать на дела. Все, что тебя заботит, — это несчастный старый череп, который мы раздобыли в Кавне. Я начинаю жалеть, что вообще увидел эту вонючую штуку. Она не возместит нам того, что мы потеряем, если Полемей не придет… И ничто другое нам этого не возместит.
Вместо ответа Соклей указал в сторону спящего города.
— Что это?
Где? — Менедем вгляделся в сереющую тьму в восточной части неба.
— Свет. Он движется. Посмотри — вон он появился снова.
— Ты прав! — возбужденно откликнулся Менедем. — Это отсвет пламени факелов на стенах, наверняка… Самих факелов просто еще не видно!
А потом, мгновение спустя, когда державшие их люди вышли из-за угла, стали видны и сами факелы, как минимум дюжина. Огни мерцали в холодной ночи, словно яркие звезды, и, без сомнения, двигались в сторону «Афродиты».
Диоклей подал голос со скамьи гребца:
— Похоже, все в порядке, шкипер. И течение как раз в нужную сторону.
Менедем улыбнулся.
— Мне следовало знать, что ты не спишь. Давай разбудим людей и приготовимся к отплытию.
Они еще поднимали моряков, когда по доскам причала застучали тяжелые шаги.
— Ахой, на «Афродите»! — окликнул Полемей.
Он возвышался над всеми своими спутниками, кроме одного здоровяка-телохранителя. С Полемеем было десять воинов в полном вооружении гоплитов и двое людей с факелами — наверное, слуги. А еще Менедем с удивлением увидел женщину, прикрытую покрывалом от жадных взглядов мужчин.
Спустя мгновение он перестал удивляться, напомнив себе, что Полемей уже в том возрасте, когда пора иметь жену. Вслух же Менедем произнес только:
— Радуйся, почтеннейший. Ты пришел вовремя, и Эврип сейчас явно за нас.
— Тогда отчаливаем, — ответил Полемей.
Он негромко сказал что-то слугам, и те бросили факелы в море. Факелы зашипели и погасли.
Люди Полемея поднялись по сходням на «Афродиту», за ними шел племянник Антигона. Ступив на ют, Полемей пробормотал:
— Лучше слава, чем долгая жизнь.
Должно быть, то же самое сказал Ахиллес, когда вытащил на берег свой корабль и разбил лагерь на продуваемой ветрами равнине у стен Трои.
«Может, те же слова произнес когда-то и Александр», — подумал Менедем. Полемею было как раз столько лет, чтобы он успел побывать вместе с ним в восточном походе, а ведь даже теперь, спустя четырнадцать лет после смерти Александра Великого, весь эллинский мир все еще лежал в его тени.
— Отдать швартовы! — крикнул Менедем.
Двое моряков мигом очутились на пирсе, отвязали канаты и, вернувшись на борт торговой галеры, убрали сходни.
Менедем окинул взглядом судно. Полемей умело направлял вперед своих людей — в том числе одну женщину — так, чтобы они по возможности не мешали гребцам. Поймав взгляд Диоклея, Менедем кивнул.
— Греби назад! — взревел келевст, отбивая ритм колотушкой по бронзе. — Гребите сильней, ленивые ублюдки! Как будто отходите от пирса по быстрой реке!
Это напомнило Менедему, как прошлым летом они спасались из Помпей, города на реке Сарно. На сей раз отчалить оказалось еще труднее: во-первых, течение Эврипа было быстрей течения той реки, а во-вторых, посреди пролива между Эвбеей и материком имелось несколько скал. Менедем все время оглядывался через плечо, работая рулевыми веслами.
— Готовы, ребята? — спросил Диоклей.
Гребцы подняли головы. В их мире сейчас существовали только весла и голос келевста.
— Все готовы? — повторил Диоклей. — Тогда… Гребите вперед!
Люди перешли от обратных гребков к гребкам, которые погнали «Афродиту» вперед настолько гладко, будто моряки шлифовали свое искусство годами. Многие из них и вправду занимались этим уже давно, на борту разных судов.
Менедем потянул за одно рулевое весло и толкнул назад другое, чтобы акатос встал под тем же самым углом, под каким устремлялось течение.
— Очень точно сработано, — проговорил Соклей. — Нам повезло, что Эврип течет в нужном направлении, но все равно точно сработано.
— Ветер тоже за нас, — ответил Менедем. — Скоро я пошлю людей, чтобы они опустили парус. С помощью весел, ветра и течения мы буквально полетим вперед.
— И все-таки до рассвета нам не успеть оставить Эвбею позади, — сказал Соклей.
— Что ж, это верно, — признал Менедем, — но мы сможем причалить у Каристоса на северном конце острова. Никто не доберется оттуда до Халкиды, чтобы вернуться к тому времени, как мы отчалим следующим утром… И никто не доберется оттуда до Афин.
— Каристос, — задумчиво проговорил Соклей. — Там неподалеку есть мраморный карьер. И в этом полисе есть еще кое-что. Что-то эдакое… — Он раздраженно щелкнул пальцами, не в силах припомнить.
— У них есть странный камень, который не горит, — пришел ему на помощь Менедем. — Они ткут из него материю, а когда полотнища пачкаются, просто бросают их в огонь.
— Асбест! Верно! — воскликнул Соклей. — Спасибо. Я бы терзался весь день, как собака, пытающаяся вспомнить, где она зарыла кость, но ты избавил меня от этого. Кстати, асбест хорошо продается и занимает немного места. Мы могли бы провернуть в том полисе кое-какие дела.
— Могли бы, — с сомнением сказал Менедем. — Если только это не заставит нас опоздать на Кос. Тем более что полис принадлежит Кассандру.
Соклей посмотрел на Полемея, который указывал одному из своих приближенных на какую-то точку на эвбейском берегу.
— Если даже после того, как Птолемей как следует рассмотрит этого человека, он все еще захочет иметь с ним дело, то я — перс в шароварах, — негромко проговорил Соклей.