Ланиус охотно предпочел бы занимать должность архивариуса, чем носить корону, – если бы у него был выбор. Он кивнул архипастырю.
– Может быть, ты и прав. Но ты, по крайней мере, имел одного хорошего архивариуса. Я потратил годы, чтобы более-менее привести королевский архив в порядок.
– Вскоре тебе, возможно, понадобится сделать это же с нашими записями, – сказал Ансер.
– Надеюсь, что нет.
И все же если бы старинные документы, в которых упоминалось имя Милваго и рассказывалось, кто он такой, были потеряны еще для нескольких поколений, он был бы этому только рад.
Окруженный гвардейцами, Ланиус отправился во дворец. Священники, пришедшие на кремацию Иксореуса, провожали его взглядами. Они, должно быть, удивлялись, почему король Аворниса решил лично выразить почтение старику, не годному ни на что, кроме как перекладывать с места на место пергаменты. Он всегда находил то, что искал? Ну и что?
Ланиус вздохнул и покачал головой. Кто, кроме еще одного архивариуса, сможет справедливо оценить то, что сделал другой архивариус? Даже Ансер пришел на похороны только потому, что ему нравился Иксореус. Но в то же время ему нравились все, так же как он нравился всем, так что это ничего не доказывало.
По пути назад во дворец один из стражников спросил:
– Ваше величество, в чем смысл просто хранить старые пергаменты, не говоря уж о том, чтобы просматривать их?
По тому, как он спрашивал, он, очевидно, не ожидал от короля вразумительного ответа. Несколько других охранников вытянули шеи, чтобы услышать, что скажет Ланиус. Последнее, что он хотел, это показаться перед ними глупцом.
– Ты умеешь читать и писать, Карбо?
– Я? – засмеялся Карбо. – Конечно нет!
– Ну ладно. Ты вступал когда-нибудь в споры с Пладидом по поводу денег, что он выдает тебе каждые две недели?
К его облегчению, Карбо утвердительно кивнул. Ланиус продолжал:
– Значит, тебе известно, чем он занимается: просматривает пергаменты, где сказано, какое жалованье ты получаешь и когда ты последний раз получал его. Вот для чего архивы – они как платежные документы для всего королевства, с тех давних времен, как только можно вспомнить. Неважно, какой вопрос ты задаешь о том, как шли дела очень давно, ответ находится в них – если только пергамент не съели мыши.
– Но зачем вам интересоваться тем, что случилось когда-то, когда никого из тех, кто сейчас живет, и на свете-то не было? – спросил Карбо.
– В том случае, если королевство столкнется с теми же проблемами, с какими уже сталкивалось раньше, я буду знать, как тогда они улаживались.
Карбо мог убедиться, что в этом был смысл. Но несмотря на то, какой в этом был смысл, основной причиной, почему Ланиус любил исследовать архивы, было то, что он интересовался прошлым ради самого прошлого, кроме того, пока он рылся в старых пергаментах, окружающие не беспокоили его.
И Карго тоже больше не беспокоил его. «Еще одно преимущество архивов».
Перед королем Грасом стояли три черногорца – исхудавшие, с провалившимися щеками. Они сбежали из Нишеватца при помощи веревки, которую спустили со стены. Грас обратился к Белойецу:
– Узнай у них, насколько Нишеватц нуждается в пище?
Они попытались заговорить сразу, одновременно. Черногорский дворянин указал на человека, стоявшего посредине, самого высокого из троих, и тот извергнул совершенно непроизносимые горловые звуки.
– Он говорит, что город голодает, – сказал Белойец Грасу. – Он просит посмотреть на него, на этих людей с ним рядом. Он говорит, что они были крепкими людьми, когда осада началась. Теперь их можно назвать привидениями.
На взгляд Граса, жители Нишеватца даже и сейчас отдаленно не напоминали привидения. Он спросил:
– Как упорно будут черногорцы сражаться, если мы нападем на них сейчас?
Снова все трое заговорили одновременно. На этот раз они начали спорить. Белойец сказал:
– Один из них говорит, что люди Василко нанесут один или два удара для вида и потом сдадутся. Другие говорят, что они будут сражаться упорно.
– Я слышал, что они упомянули принца Всеволода, – заметил Грас – О чем шла речь?
Услышав имя Всеволода из уст Граса, черногорцы едва ли не завопили, а потом раздались звуки, лишь отдаленно напоминавшие речь. Белойец дал им какое-то время высказаться, а потом сообщил:
– О его высочестве они невысокого мнения, ваше величество.
– Я бы мог догадаться, – сказал Грас достаточно сдержанным тоном. – Но что они думают о том, чтобы сражаться на стороне Низвергнутого?
Когда Белойец перевел это на черногорский язык, трое беженцев начали снова спорить. Зная лишь несколько слов чужого языка, Грас тем не менее без проблем понял это. Один из них сказал что-то, явно задевшее за живое Белойеца, и дворянин сердито закричал на него. Тот ответил примерно так же. Вскоре все четверо черногорцев орали во всю силу своих легких.
– Что они говорят? – спросил Грас. Белойец не обратил на него никакого внимания.
– Что они говорят? – снова спросил он. Ответа так и не последовало.
– ЧТО ОНИ ГОВОРЯТ? – Король вполне мог бы перекричать шум битвы.
– Они говорят низкие вещи, оскорбительные вещи, ваше величество! – негодующе ответил Белойец. – Один из них, мерзкая собака, говорит, что лучше Низвергнутый, чем Всеволод. Следует казнить человека, который говорит подобные вещи.
– Нет, это Низвергнутый казнит тех, кто не соглашается с ним, или превращает в рабов, – ответил Грас. – Они будут освобождены от плохого господина. Скажи им это, Белойец.
Дворянин заговорил. Черногорцы немедля ответили ему. Белойец неохотно повернулся к королю и заговорил на аворнийском:
– Они говорят, Нишеватц освободится от одного плохого господина, но получит другого такого же.
Грас знал, что люди в Нишеватце не любят принца Всеволода. Но он как-то умудрялся избегать осознания того, насколько они презирают Всеволода. Если они думали, что между ним и Низвергнутым нет разницы... Если они так думали, неудивительно, что они объединились с Василко, даже если он следовал за изгнанным богом.
– Отошли их прочь, – велел Грас Белойецу. – Накорми их. Приставь к ним стражу. Затем возвращайся ко мне.
– Как вы прикажете, ваше величество, так и будет. Белойец вернулся несколько минут спустя, и на его лице было любопытство.
– Что вам угодно, ваше величество?
– Хотел бы ты стать принцем Нишеватца, когда мы возьмем город? – Грас не стал скрывать того, что было у него на уме.
Белойец застыл от удивления.
– Вы просите меня... предать моего принца?
– Нет, – ответил Грас. «Да», – подумал он и произнес вслух: – Как может Всеволод быть принцем Нишеватца, если все жители города ненавидят его? Если нам придется убить всех, чтобы посадить его снова на трон, кем он станет править? А если нам придется убить всех в Нишеватце, чтобы снова посадить его на трон, и мы решим сделать это, чем мы будем отличаться от Низвергнутого? Чью волю мы выполняем?