Грас жестом приказал аворнийским солдатам встать между двумя соперничающими посольствами, чтобы не допустить рукоприкладства – и чтобы увериться, что никто не сумел тайком пронести что-то колющее или режущее мимо стражи.
– Ваше величество! – воскликнул Дьюкуак на хорошем аворнийском. – Это возмутительный случай, ваше величество!
– Это он – возмутительный случай, ваше величество! – закричал Эр-Таш, указывая на Дьюкуака. – Как он посмел явиться к вам?
Прежде чем Дьюкуак смог дать волю своему возмущению, Грас вытянул вперед руку.
– Довольно – вы, оба!
Несколько стражников стукнули древками своих пик по мраморному полу тронного зала. Тяжелые удары, возможно, оказались убедительнее для послов ментеше, чем слова короля.
Король, увидев, что они, судя по всему, будут сохранять спокойствие, продолжал:
– Вы оба прибыли ко мне сами по себе. Не думаете ли вы, что мне следует выслушать вас обоих? Если я все-таки отправлю одного из вас прочь, то кто это должен быть?
– Он! – Эр-Таш и Дьюкуак воскликнули одновременно. Каждый показал на другого. Злобные взгляды метали молнии.
– Один из вас представляет законного наследника принца Улаша, – сказал Грас. – Другой – бунтовщика. Как же мне определить?
– Принц Улаш оставил моему господину... – начат Дьюкуак.
– Лжец! – вскричал Эр-Таш. – Страна у Коркута!
– Сам лжец! – завопил Дьюкуак.
Грас подумал: «А ведь сыновья Улаша могли бы прийти к справедливому соглашению, если бы разделили территорию, которой управлял их отец. Но по всем признакам принцы – и их посланники – были более заинтересованы в том, чтобы расколоть друг другу головы». Это обстоятельство не могло не обрадовать короля Аворниса.
Почему мне следует признать одного из ваших властителей и не признавать другого? – поинтересовался он, как будто вопрос мог быть интересен теоретически, но не имел отношения к реальности.
– Потому что Коркут – законный принц Йозгата! – сказал Эр-Таш.
Дьюкуак снова закричал:
– Лжец! – И продолжил: – Санджар был любимцем Улаша, избранным наследником Улаша, не этот... этот... похититель трона.
Снова, как будто вопрос был только теоретическим, Грас спросил:
– Которого из них предпочитает Низвергнутый?
Если послы знали – и если бы они признались, что им это известно, – Грас мог бы решить, кого из претендентов следует поддержать Аворнису. Но Эр-Таш ответил:
– Падшая Звезда все еще колеблется в своем выборе. Дьюкуак на этот раз не возражал ему.
«Как интересно», – подумал Грас. Значило ли это, что Низвергнутому было безразлично, или у него были трудности в принятии решения, или что-то совсем другое? Но откуда обычному человеку знать, что движет богом, пусть и сброшенным с небес. Эр-Таш продолжал:
– Если вы признаете Коркута, он предпочтет мир с Аворнисом.
– Правда? – уточнил король Грас. – Теперь ты начинаешь интересовать меня. Но откуда я знаю, сдержит ли он свое обещание? Какие гарантии он мне даст?
– Я дам вам гарантии, – включился в разговор Дьюкуак. – Я дам вам гарантии, что Эр-Таш лжет, и Коркут тоже лжет.
– О-о-о! – Грас старался из осторожности не улыбаться, хотя ему очень хотелось. – Хочет ли Санджар мира с Аворнисом? Если так, какие гарантии он даст? Нам нужны гарантии. Мы не раз убеждались, что не всегда можем доверять ментеше.
– Санджар хочет мира, – сказал Дьюкуак. – Санджар заплатит дань, чтобы иметь мир.
– И попытается заполучить эту дань назад! – взорвался Эр-Таш.
Дьюкуак сердито зарычал на него, скорее всего потому, что посол не сказал ничего, кроме правды.
– Что даст Коркут? – спросил у Эр-Таша Грас.
– Он тоже заплатит дань, – ответил посол Коркута. Услышав его слова, Дьюкуак громко и долго смеялся. Заметно покраснев, несмотря на смуглую кожу, Эр-Таш продолжал: – И он также даст заложников, так что вы можете быть уверены, что у него хорошие намерения.
– Вы можете быть уверены, что он обманет, предложив людей, не имеющих никакой цены, – усмехнулся Дьюкуак.
– А Санджар даст заложников? – спросил Грас.
Если бы у него были заложники-ментеше, то их соплеменники дважды бы подумали, прежде чем атаковать Аворнис. Деньги, он был уверен, не предоставили бы ему и половины этого преимущества.
Дьюкуак неохотно кивнул. Теперь Эр-Таш разразился хриплым смехом. Тогда Дьюкуак проговорил:
– Закрой свой рот глупца, ты, сын бегущей задом овцы. Оскорбление, должно быть, было прямым переводом с их языка; Грас никогда не слышал такого на аворнийском. Эр-Таш предпочел ответить на языке ментеше. Они раздраженно огрызались друг на друга минуту или две. Наконец Дьюкуак прервал ссору и повернулся к королю Грасу.
– Вы видите, ваше величество, – сказал он. – Вы не получите от бунтовщика и предателя больше, чем от принца Санджара, так что вам следует признать его.
– Вы не получите ничего больше от грабителя и узурпатора, чем вам даст принц Коркут, поэтому вам следует признать его, – сказал Эр-Таш.
Оба они стали ждать, что скажет Грас. Он немного подумал, а затем заговорил:
– Поскольку каждый из сыновей Улаша торжественно объявляет себя принцем Йозгата, я не признаю никого из них – до тех пор, пока один из двух не нападет на Аворнис. Тогда я признаю другого и сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему. Когда вы уладите свои споры, я признаю принца, которого вы выберете. До тех пор я буду нейтрален – пока один из ваших властителей не нападет на мое королевство, как я уже сказал.
– Мерзавцы Коркута нападут на вас и сделают так, чтобы это выглядело, как будто сторонники моего господина совершили это злое дело, – заявил Дьюкуак.
– Ты обвиняешь Коркута в том, что Санджар собирается сделать сам, – отреагировал на это Эр-Таш.
Ментеше снова обрушились друг на друга на своем родном языке.
– Довольно! – Грас дал понять, что крайне раздражен. – Я отпускаю вас обоих и приказываю вам сохранять мир, пока вы находитесь в Аворнисе.
– Когда мы пересечем Стуру, этот станет мертвой собакой, – указал Эр-Таш на Дьюкуака.
– И это говорит мышь, мечтающая стать львом! – насмешливо произнес Дьюкуак.
– Ступайте, я сказал!
Послы покинули тронный зал. Аворнийские гвардейцы сопровождали их до самого выхода из дворца, чтобы в стенах дворца ментеше не устроили драку.
Как только послы ушли, король улыбнулся широкой и веселой улыбкой. Ничто не радовало его больше, чем раздоры между его врагами.
Зенейда надула хорошенькие губки.
– Ты меня больше не любишь, – пожаловалась служанка.