На следующее утро полковник Рофланц, командир подразделения, устроил общий смотр, чего не случалось с того дня, как они вернулись в Фортвег. Кроме трех полковничьих звездочек на погонах Рофланц мог похвастаться серебряным поясом ярла. Мужчина он был видный, и серебра на пояс ушло изрядно.
– Хватит отдыхать! – провозгласил он. – Хватит расслабляться! Это путь к поражению! Сегодня начинаем учения! Мы должны быть готовы! Всегда готовы! Всякое может случиться! Но мы будем готовы!
Леудасту стало интересно: он так разговаривает, потому что сам дурак или потому что держит за дураков своих подчиненных? Потом ему пришло в голову, что одно другого не исключает. Да и какая разница? Если командир дурак, то немало его людей погибнет. А если он держит солдат за дураков, то какая ему разница, сколько их поляжет в бою?
На учениях им противостояла конница, и лошади были укрыты серыми попонами.
– На этих учениях кавалерия будет изображать бегемотов, – с серьезным видом пояснил сержант Магнульф.
– Может, нам изобразить драконов? – поинтересовался кто-то из задних рядов и вдобавок не своим голосом.
– Разговорчики! – рявкнул Магнульф, и Леудаст, к собственному изумлению, его поддержал.
Конники надвигались ленивой рысью. Магнульф окинул отделение мрачным взглядом.
– Вот идут бегемоты! Что нам делать?
Если бы бегемоты были настоящие, Леудаст, скорей всего, заколебался бы между «Бежать как подпаленным!» и «Застрелиться!». Но поскольку дело происходило на учениях, он мог подойти к вопросу более спокойно.
– Рассеяться, – отозвался он, – чтобы нас не смогли всех разом накрыть одним ядром или одним выстрелом из тяжелого жезла.
Магнульф просиял. К похвалам сержанта Леудаст до сих пор не привык.
– Может, давно тебя надо было повысить? – заметил Магнульф. – Да, рассеяться будет эффективно. А дальше?
Леудаст знал ответ и на этот вопрос, но он уже один раз ответил – остальные заслуживали своего шанса.
– А потом надо попытаться выбить ублюдков из седел, – крикнул рядовой по имени Трудульф.
Каждая лошадь несла только одного всадника – если бы в седло попытался залезть второй, у жалких кляч ноги подломились бы. Но ответ все равно был правильный, потому что настоящий бегемот волок на себе целую команду.
– Хорошо! – заключил Магнульф. – А теперь за дело, пока нас не втоптали в грязь!
Солдаты послушно нырнули в кусты. Всадники делали вид, что забрасывают их ядрами. Леудаст и его товарищи делали вид, что снимают всадников одиночными выстрелами. Время от времени кто-то делал вид, что его убили, и начинал биться в предсмертных корчах или картинно падал с лошади. Учения выходили какие-то нелепые.
И все равно Леудаст не мог понять, с какой радости командиры полковника Рофланца затеяли именно такие учения. Солдат с охотой и дальше остался бы в захваченном Фортвеге. Ему не очень верилось, что фортвежцы смогут выставить против оккупантов гигантские стада бегемотов. Все, что у них было, они бросили против Альгарве… и это им все равно не помогло.
Поднявшись и стряхнув с мундира сухие травинки, Леудаст глянул на восток. Зона ункерлантской оккупации кончалась чуть восточнее Эофорвика, бывшей столицы. Остальная часть страны принадлежала рыжикам. Отец и дед Леудаста сражались против альгарвейцев в Шестилетнюю войну. Если их рассказы были правдивы хоть на четверть, против армии рыжеволосых мог выступить только безумец.
Потом солдат перевел взгляд на запад, где лежал Котбус. О конунге Свеммеле поговаривали всякое… Кто знает, что в тех россказнях правда? Ради блага Ункерланта Леудаст надеялся, что правды в них нет вовсе. Но у Зувейзы почти не было бегемотов – голозадые, прах их побери, предпочитали верблюдов. Дёнки могли иметь огромные стада боевых зверей – узнать правду о дьёндьёшской армии было почти так же трудно, как о состоянии рассудка конунга Свеммеля, – вот только против Ункерланта выставить их не сумели бы, в горах-то на западной границе.
Оставалась… Альгарве.
– Эй, сержант! – окликнул Леудаст.
Магнульф вопросительно глянул на него. Леудаст не хотел обращаться со своим вопросом ко всем в округе. Когда ветеран подошел к нему, капрал вполголоса поинтересовался:
– Что, мы ждем атаки со стороны людей Мезенцио?
Сержант оглянулся – не слышит ли кто – и, убедившись, что поблизости нет никого, ответил:
– Я такого не слышал. А что? Ты что-то знаешь, о чем не слышал я?
– Я не знаю, – отозвался Леудаст. Магнульф хитро прищурился, но подшучивать не стал. – Но если бы мы не беспокоились насчет Альгарве – зачем бы нам учения по борьбе с бегемотами?
– А-а… – Магнульф задумчиво кивнул. – Понимаю, к чему ты клонишь, – продолжал он все так же тихо. – Пожалуй, смысл в этом есть… но нет, сколько я слышал, на границе все тихо.
– Хорошо… – Леудаст отвернулся было, и тут ему пришел в голову еще один вопрос: – Может, это мы собрались напасть на альгарвейцев?
От неожиданности Магнульф выпучил глаза.
– Нет, конечно! – ответил он, взяв себя в руки. – Что за нелепица!
Он лгал. В этом Леудаст был уверен так же, как в собственном имени. Капрал немедля пожалел, что открыл рот. Что идея эта вообще пришла к нему так не вовремя. Тогда он мог убеждать себя, что все это пустое, все ерунда. Но не теперь.
Леудаст вздохнул. Печатники не спрашивали его, хочет ли он уходить в солдаты. Они просто объяснили, что случится, если парень откажется. Тогда перспектива казалась ему ужасающей. После всего увиденного он уже начал думать, что наказание можно было и перетерпеть.
Магнульф бросил ему монетку:
– Давай размести по квартирам отделение, потом отправляйся в таверну и купи там себе… пива, что ли, вина там или что больше по нраву.
Леудаст уставился на серебряную монетку. Оттуда на него взирал король Пенда – денежка оказалась фортвежская. Капрал перевел взгляд на Магнульфа. Прежде сержант никогда не давал ему денег. Возможно, Магнульф поступил так потому, что Леудаст из рядового превратился в капрала. А возможно – и скорей всего – затем, чтобы Леудаст забыл о глупом вопросе, который задал.
– Давай пошевеливайся, – поторопил его Магнульф. В голосе его вновь прорезались сержантские нотки, но не до конца – а может, фантазия играла с Леудастом шутки?
Выяснять он не собирался.
– Слушаюсь, сержант! – ответил капрал. – Спасибо.
Он сунул монетку в кошель и отправился выполнять приказ. В Ункерланте трудно было попасть впросак, если всего лишь выполняешь приказ. В царствование конунга Свеммеля многое изменилось в стране, но не это – только не это.
Когда он проходил по деревне, направляясь в корчму, фортвежцы бросали на солдата недобрые взгляды. Мундир и чисто выбритое лицо выдавали в нем ункерлантца, чужеземца, захватчика. Но выражать свои чувства вслух никто не осмеливался. Местные жители на своей шкуре узнали, что пришельцы неплохо владеют их языком и умеют разбирать ругань.