– Ганибу! – нестройным хором отозвались солдаты.
На скрывающихся в лесу альгарвейцев никто, впрочем, бросаться не пытался. Лобовые атаки хороши в дешевых романах, но в настоящей войне они обычно кончаются кровавой баней. Валмиерцы перебегали от дерева к дереву, от куста до валуна, прикрывая друг друга огнем, покуда наступали их товарищи.
Несколько солдат отступили, раненые, в тыл – одного пришлось тащить. Один или двое рухнули, чтобы больше не подняться. Но остальные гнали уступавших числом альгарвейцев перед собой. Раз, судя по крикам – нет, воплям, – дело дошло до рукопашной, когда в ход шли поясные ножи и жезлами орудовали, точно дубинками, но ненадолго. Вскоре над лесом зазвучали победные кличи валмиерцев.
Скарню не отставал от простых бойцов. Вражеские песочные мундиры больше занимали его внимание, чем окружающий пейзаж, поэтому капитан изрядно удивился, когда выбрел к опушке леса. На миг он замер, ослепленный бьющим в лицо предвечерним солнцем. Впереди лежали золотящиеся поля ячменя и овса, а за ними – альгарвейская деревня. Приземистые домики выглядели бы еще живописней, если бы Скарню не различал, как мечутся среди них солдаты.
Враги тоже заметили его. Один альгарвеец выпалил по врагу из жезла, но луч прошел мимо. Скарню с проклятиями нырнул обратно в лес и прошел немного вдоль опушки, прежде чем высунуться на открытое место снова – на сей раз предусмотрительно скрывшись за нависающей веткой.
Словно по волшебству, рядом материализовался сержант Рауну.
– Без изрядной толпы я бы на это поле не сунулся, – заметил он невыразительным тоном. – Правду сказать, я бы и в большой толпе не сунулся на это поле, но так хотя бы кто-то сможет пройти его до края.
– Я, – сухо отмолвил Скарню, – и не планировал брать эту деревушку штурмом.
– Слава за это силам преисподним и горним, – пробурчал Рауну.
Маркиз не имел понятия, предназначались слова сержанта для его ушей или нет, а потому сделал вид, что ничего не слышит. Он вытащил из кармана карту.
– Это, надо полагать, деревня Бонорва, – проговорил он. – За лесом на той стороне должна находиться основная линия альгарвейских укреплений.
– Дело говорите, вашбродь, – кивнул Рауну. – Крепости эти как раз настолько от границы отнесены, чтобы с нашей стороны ядро было не дометнуть.
Скарню задумчиво присвистнул – такая мысль ему в голову не приходила. Может, Рауну и был сыном колбасника, но дураком он не родился. Многие дворяне Валмиеры считали простолюдинов недалекими: маркиз вспомнил свою сестру и хмыкнул про себя. Сам он не был свободен от подобных предрассудков, но не позволял им затмевать свой разум.
– Для атаки на укрепления нам придется сосредоточить здесь все силы, – заметил он. – По сравнению с этим взять Бонорву будет все равно что прогуляться по Двуречному парку.
– Крови прольется немало, – согласился Рауну. – Знать бы, сколько из тех ребят, что пойдут в атаку на крепости, выйдет с той стороны линии.
– Сколько бы их ни оказалось, они смогут сорвать с Альгарве панцирь, словно с толстого омара, – предрек Скарню.
– Тут я, вашбродь, не советчик, – смешался Рауну. – Мы все больше хлебом да колбасой, да огородом… Но пока кожуру не проколешь – ее не снять. Это вам скажет всякий, кто воевал в Шестилетнюю.
Все генералы Валмиеры – да и любой другой державы – были ветеранами прошлой войны. Но Скарню раздумывал не о других державах, а о собственной.
– Вот почему мы не нажали сильней! – воскликнул он в озарении. – Командующие боятся потерь!
– Командиры, что не боятся терять солдат, долго не прокомандуют, – отозвался Рауну. – Есть предел, за который люди не пойдут. В Елгаве случались мятежи в войсках в той войне. Войска Ункерланта на альгарвейском фронте взбунтовались, чтобы потом устроить междоусобицу – по мне, так глупость несусветная. А в конце концов взбунтовались и альгарвейцы. Потому мы и победили в тот раз.
Для Скарню Шестилетняя война была историей. Для Рауну – историей его жизни.
– Чтоб им и теперь взбунтоваться, – пробормотал капитан. – Не хотели воевать – не надо было с помпой входить в Бари.
– Пожалуй, что и так, вашбродь. – Рауну вздохнул, потом фыркнул. – Я в душе старый солдат и прямо скажу: я бы лучше в казарме пиво хлестал, чем ползать по здешним силами забытым лесам.
– Винить тебя не могу, но раз король и его министры приказывают – мы повинуемся, – ответил Скарню, и сержант молча кивнул.
Капитан отполз поглубже в лес, там набросал письмо, где описал положение роты, и вызвал вестового.
– Отнесешь в штаб, – приказал Скарню, отдавая письмо. – Если там соберутся выслать нам подкрепление – поспеши назад, сообщить об этом мне. Тогда будет ясно, готовить нам наступление или окапываться и удерживать позиции.
– Так точно, сударь! Как скажете! – Вестовой умчался.
– Наступать нам или окапываться – это еще и альгарвейцы решить могут, вашбродь, – заметил Рауну, указывая на закат.
– Ммм… верно, – неохотно признал Скарню. – Вот еще почему я бы предпочел атаковать: чтобы навязать противнику нашу волю.
Рауну хмыкнул.
– У альгарвейцев воля тоже сильная. Странно еще, что они нам свою навязать не пытались.
– Они осаждены с четырех сторон, – ответил Скарню. – Очень скоро где-нибудь найдется слабина.
Рауну хмыкнул снова.
Пару минут спустя вернулся вестовой с приказом для роты Скарню: закрепиться на позиции. Капитан подчинился, как велела присяга. А уж что он при этом бормотал себе под нос – никого не касалось.
В вышине завопил дракон. Ванаи запрокинула голову, пытаясь различить в вышине крошечную точку, и наконец ей это удалось. Дракон летел на восток, а значит, принадлежал фортвежской армии, а не альгарвейской. Ванаи помахала ему рукой, хотя летчик, конечно, не мог ее увидеть.
Бривибас обогнал ее на несколько шагов, прежде чем заметил, что внучки нет рядом.
– Работа ждать не будет! – бросил он через плечо, в раздражении невольно и для самого себя незаметно переходя с каунианского на фортвежский.
– Простите, дедушка, – отвечала Ванаи на родном наречии.
Случись ей вот так оговориться, дед окоротил бы ее куда как суровей. Старик был уверен в собственном неотъемлемом каунианстве, что мог временами невзначай переступать его границы. Если же оступиться случалось кому помоложе, Бривибас мог днями ворчать про разжижение древней крови.
Ванаи поспешила за ним, переходя на бег. Короткая облегающая блузка и тугие штаны натирали страшно. Девушка остро завидовала своим фортвежским сверстницам в удобных широких платьях – их одежда куда больше годилась для местного жаркого, сухого климата. Но создатели Каунианской империи ходили в коротких рубахах и штанах в обтяжку – а страдать приходилось их потомкам.