Привратник Георгия Лаканодракона, сириец Захария, хорошо знал Аргироса. Он вскрикнул от ужаса, когда на пороге появился магистр.
– Пресвятой Боже, господин! Что случилось?
– А что? Что не так? – с возмущением ответил Аргирос. – Я знаю, что не совсем вовремя, мне жаль, но…
Привратник изумленно смотрел на него:
– Вовремя? Господин, ваше лицо, одежда…
– А?
От удара все в голове Аргироса перепуталось. Он так стремился добраться до дома Лаканодракона, что даже не подумал о своем внешнем виде. Сейчас он взглянул на себя. Туника рваная и грязная, вся в кровавых пятнах. Он провел рукой по лицу и посмотрел на ладонь, испачканную в грязи и запекшейся крови.
– Господин, вам лучше пройти со мной.
Захария позвал других слуг на помощь, взял Аргироса за руку и отчасти повел, а отчасти потащил его через дверь. Как и большинство богатых домов, дом Лаканодракона имел квадратную форму вокруг двора. Белая, отделанная мрамором стена выходила на улицу. Чудесными теплыми вечерами вроде сегодняшнего ужин подавали во дворе, среди фонтанов и деревьев.
Аргирос туда не попал. Слуги Лаканодракона доставили его в гостиную и уложили на кушетку. Один побежал за врачом, а остальные промыли лицо и ужасную рану на затылке. Они принесли ему вина, сняли тунику и одели в платье, принадлежавшее магистру официорий.
Василий почувствовал себя человеком, хотя и достойным жалости, когда сам Лаканодракон вбежал в комнату. На его суровом, крупном лице читалась озабоченность.
– Храни нас, святой Андрей! – разразился он, обращаясь к покровителю Константинополя. – Неужели тебя сегодня вечером подкараулили грабители, Василий?!
– По правде говоря, нет, ваша светлость, – уныло ответил Аргирос. – То был стражник. Наверно, он ударил меня колонной Аркадия.
Несмотря на вино, голова его по-прежнему раскалывалась.
– Оставайся здесь, пока не явится доктор и не осмотрит тебя, – распорядился Лаканодракон. – А потом, если ты захочешь отправиться домой, Захария вызовет для тебя факельщика. Или, если ты сможешь присоединиться к нам на улице, разумеется, мы будем только рады.
– Спасибо, господин, вы так добры.
Врач явился через пять минут; все, кого вызывали ом магистра официорий, не задерживались. Лекарь брил волосы у Василия на затылке, применил притирание, которое пахло смолой и жгло неимоверно, а затем наложил на голову льняную повязку. Потом он поднес к лицу магистра лампу и осмотрел его глаза.
– Не думаю, что у вас контузия, – наконец заключил он. – Оба зрачка одинакового размера?
Врач дал Аргиросу маленький горшочек.
– Это умерит боль; здесь маковый сок. Выпейте половину сейчас, остальное – утром.
Практичный до мозга костей, доктор отмахнулся от благодарностей Аргироса и исчез так же быстро, как и появился.
Магистр узнал бы странный аромат и вкус мака и без объяснений доктора. Они вызвали печальные воспоминания о времени, когда от оспы умер его маленький сын. Усилием воли Василий отогнал эти мысли.
Хотя он медленно соображал и чувствовал себя бестолковым, все же Аргирос решился выйти во внутренний двор. Раз уж он пришел сюда, он не должен пропускать прием, что бы ни говорил Лаканодракон.
Другие гости магистра официорий, конечно, окружили и принялись суетиться вокруг Василия, хотя он предпочел бы просто тихо сесть на свое место на диване и выпить еще вина. Не все знали, с чего начался мятеж. Когда Аргирос рассказал, наступила многозначительная тишина. Затем гранды империи стали сами спорить друг с другом об уместности изображений.
Обычно магистр энергично принимал участие в диспутах. Однако сейчас он был рад возможности держаться в стороне. Слуги принесли ему жареных моллюсков, тунца с пореем, мяса козленка под соусом из забродившей рыбы. Он отказался: от одного запаха пищи начинало мутить.
Он шлепнул комара; от факелов и фонарей во дворе Лаканодракона было светло как днем, что привлекало тучи москитов. Аргирос не знал, зачем магистр официорий приказал устроить такое яркое освещение. Пожалуй, и половины хватило бы с избытком.
Затем от гостя к гостю прошел слуга, раздавая каждому по пачке папирусов. Аргирос поймал взгляд Лаканодракона.
– Вы не говорили мне, что сегодня будете читать, – крикнул Василий.
– Я не был уверен, что закончу четвертую книгу «Италиады» к сегодняшнему вечеру, – ответил магистр официорий. – Здесь я распространил книгу третью, чтобы все вспомнили сюжет. Благодаря тебе, – добавил он, признательно поклонившись, – присутствующие уже знакомы с первой и второй книгами.
Если это напечатанная третья книга – а Аргирос уже понял, что это так, – похоже, Лаканодракону пришлись по душе глиняные формы.
Как и прочие гости, Аргирос бегло просмотрел пачку. Лаканодракон ему первому читал кое-какие строфы, и Василий даже внес одно-другое предложение автору, так что очень хорошо знал поэму.
– Теперь, друзья мои, когда вы освежили сюжет в памяти, я начинаю, – объявил магистр официорий.
При чтении он держал рукопись в вытянутых руках: дальнозоркость прогрессировала год от года.
Некоторые стихи были очень хороши, и Лаканодракон читал выразительно. Его слабый армянский акцент хорошо сочетался с воинственным духом произведения. Магистр был бы рад послушать со всем вниманием. Но из-за действия макового сока и последствий удара ему казалось, что он теряет связь с окружением и парит над кушеткой…
Его разбудила россыпь вежливых аплодисментов. Он виновато присоединился к ним, надеясь, что никто не заметил, как он задремал. Ужин подходил к завершению. Василий подошел к магистру официорий, чтобы попрощаться, но Лаканодракон не стал его слушать.
– Ты останешься здесь на ночь. Ты не в состоянии самостоятельно добраться до дома.
– Спасибо, господин, – ответил магистр, хотя его насторожила настойчивость Лаканодракона – это только подтверждало, что начальник заметил, как он заснул.
Секретарь бесцеремонно бросил охапку свитков папируса на стол Аргироса.
– Спасибо, Анфим, – сказал магистр.
Анфим заворчал. Он всегда напоминал Аргиросу мрачного журавля. Способный, но лишенный энтузиазма и настоящего таланта, он вечно мог оставаться только секретарем и знал это. Аргирос вернулся к работе и забыл об Анфиме, как только тот повернулся спиной.
Магистр бегло прочел отчеты о допросах мужчин и женщин, которых стражники задержали во время мятежа. Из них он извлек немного нового, учитывая его собственный опыт. Аргирос узнал, что монаха, возмутителя черни, звали Сазописом, и это подтверждало его египетское происхождение. Оценки проповеди монаха различались в зависимости от того, как свидетели относились к иконам.
Сам Сазопис бежал. Как любой константинопольский чиновник, Аргирос искренне сокрушался об этом. Со времени восстания «Ника» по столице блуждал призрак тех событий. Всякий, кто задумал возродить подобный хаос, заслуживал худшего.