— Фу-ты ну-ты, — сказал Кривоносов, но физиономия у него сделалась озабоченная. — Без окон, без дверей… Полна ж… огурцов. Напугал! Я теперь всю ночь не усну.
— Конечно не уснешь, — заверил его Иларион. — Ночью поплывем, как договорились.
— Это дерьмо плавает, — скривился капитан-лейтенант, — а моряки ходят. Сколько можно объяснять?
— Ну извини, — сказал Иларион и, махнув рукой, двинулся навстречу судьбе, которая, победно ухмыляясь, поджидала его у трапа в лице знакомого мента.
Кривоносов шумно вздохнул у него за спиной. Этот вздох был таким мощным, что настиг Илариона на середине трапа. Он оказался пропитан парами неусвоенного медицинского спирта — того самого, который стоял в графине на столе у Кривоносова. Забродов, не оглядываясь, укоризненно покачал головой, хотя и сам пах немногим лучше. Таковы были издержки затеянного им предприятия: в здешних краях все важные решения было принято спрыскивать девяностошестипроцентным алкоголем-.
Знакомый старлей, ухмыляясь во все тридцать два зуба (добрая половина которых сверкала нержавеющей сталью), приветствовал Илариона на берегу. Он широко раскинул руки, словно собираясь обнять счастливо возвращенного беглеца, и Забродов увидел, что на указательном пальце его правой руки висят, покачиваясь, вороненые браслеты наручников.
— Кого я вижу! — радостно закричал старлей. — Пожалуйте ручки!
— Перетопчешься, — холодно сказал ему Иларион. — Ишь, обрадовался.
Он вынул из внутреннего кармана удостоверение, которого старлей еще не видел, и с размаху припечатал его ладонью к пятнистому бронежилету мента, стараясь выглядеть как можно более пьяным — ну если не совсем в стельку, то почти, От молодецкого удара по плечу старший лейтенант покачнулся. На мгновение его лицо приобрело зверское выражение, но он тут же взял себя в руки и, недоверчиво усмехаясь, заглянул в удостоверение. Иларион наблюдал за ним с нескрываемым удовольствием.
— Федеральная служба контрразведки, — упавшим голосом прочел старлей. Руки у него заметно подрагивали, но он еще брыкался. — Подумаешь, удивил. Твое журналистское удостоверение я уже видел. Откуда мне знать, что и это тоже не липа?
«Золотые твои слова, — подумал Иларион. — Липа, как есть липа!»
— А ты проверь, — внятно и, главное, громко предложил он. — Позвони в Москву, узнай номер… ик!., в справочной… и скажи: я тут задержал одного типа с вашим удостоверением. Он, блин, говорит: я, говорит, на задании… А я ему: сиди в «обезьяннике», морда, суд разберется. И главное, не забудь объяснить, за что ты меня повязал. Ты сам-то это помнишь? За то, что я японцу не понравился, ради которого меня сюда прислали. Ты никогда не задумывался, с чего это господин Набуки такой добрый? Вот и подумаешь, когда тебя зашлют… Черт, куда ж тебя заслать-то? Дальше вроде уже и некуда… А! Придумал. На Северный полюс, белых медведей штрафовать, вот куда.
Он сочувственно похлопал старлея по плечу нетвердой рукой, качнулся и тихонечко рыгнул, деликатно прикрыв рот ладонью. При этом он оглянулся на качавшийся у причальной стенки сторожевик и увидел, что капитан-лейтенант Леша Кривоносов буквально повис животом на леерах и млеет от удовольствия, наблюдая за бесплатным представлением. На шее у него висел морской бинокль, и бессердечный Кривоносов время от времени подносил его к глазам, чтобы получше разглядеть выражение лиц участников этой сцены, хотя расстояния тут было всего ничего — метров пять-шесть, никак не больше.
Старлей был полностью деморализован. Дрожащей рукой вернув Илариону его липовое удостоверение, он замер в мучительном раздумье. У него даже рот приоткрылся от умственных усилий: никак он, бедняга, не мог решить, что ему теперь делать — то ли сразу застрелиться, то ли попробовать выслужиться…
— Как звать-то тебя, сынок? — отстранив поверженного в прах противника на расстояние вытянутой руки и глядя на него отеческим взором, спросил Иларион.
— Колей. Виноват! Старший лейтенант Слепаков, товарищ… э…
— Зови меня просто: товарищ полковник, — милостиво разрешил Иларион. Если бы было можно, он назвался бы генералом — просто в пику Федотову, но тогда у старлея Коли снова возникли бы сомнения: как правило, генералы не занимаются оперативной работой, особенно в таких местах, как это.
Впрочем, старлею Коле хватило и полковника: он вытянулся перед Иларионом во фрунт и начал усиленно поедать его глазами. Стоявшие у машины менты не слышали ни слова из их разговора и теперь наблюдали за происходящим с нескрываемым удивлением.
— Ну пойдем, — сказал ему Иларион, разворачивая его в сторону машины. — Пойдем, сынок, поговорим. Подумаем, как с тобой поступить. Попрощайся с дядей.
Старлей послушно развернулся на сто восемьдесят градусов, помахал рукой Кривоносову и крикнул:
— Пока! Спасибо, Леха! С меня бутылка!
Кривоносов жестом фокусника извлек откуда-то здоровенный мегафон, поднес его к губам и щелкнул тумблером.
— Будь здоров, — разнесся по всей бухте оглушительный металлический рык, — не кашляй!
Кривоносов опустил мегафон и негромко, но отчетливо добавил: «Пошел в ж…!». Несмотря на звон в ушах после мегафонного рева, слышимость была великолепная. Иларион ухмыльнулся, а старлей Слепаков заметно покраснел и обиженно поджал губы. Судя по всему, он и Кривоносов друг друга, мягко говоря, недолюбливали.
Возле машины Иларион снова остановился.
— Так, — сказал он. — Пленку и фотографии ты, я полагаю, из мастерской конфисковал?
— Так точно, — с покаянным видом признался Слепаков.
Иларион повнимательнее вгляделся в его физиономию и грозно нахмурился.
— Вещички мои где? — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
— В отделении, товарищ полковник, — уже совсем виновато доложил старлей.
— Ага… — Иларион, казалось, сменил гнев на милость. — Ну это ладно, этого следовало ожидать… Только скажи своим орлам, чтобы вернули сигареты.
Слепаков широко развел руками и задрал брови, демонстрируя свое полное неведение относительно судьбы каких-то сигарет. Двое стоявших поодаль сержантов моментально приобрели отсутствующий вид и потихонечку двинулись в обход машины, норовя исчезнуть из поля зрения грозного «товарища полковника».
— Ты мне глазки не строй, — строго сказал Иларион. — Это тебе не шуточки… Коля. К твоему сведению, там было полтора блока, и одну пачку, с самого краешка, я на всякий пожарный случай зарядил ипритом. Доза слабенькая, но слона убьет на месте. Я вообще удивляюсь, как вы все не взорвались к чертовой бабушке. Ведь рылись же, наверное, в сумке-то, обломы тамбовские!
При слове «иприт» один из сержантов заметно позеленел и схватился за карман, не отдавая себе в этом отчета. Иларион немного посверлил его взглядом и повторил:
— Сигареты вернуть!