- Молчи и действуй, - сказал Певар почти скучающим голосом.
- Я снова повторяю: не желаю.
Голос Певара зазвучал как удар грома, разорвавший завесу напряженности на арене:
- Обороняйся и будь мужчиной! Лайо остался на прежнем месте.
- В атаку! - приказал Певар солдату.
- Но, генерал… он не обороняется…
- Есть тут кто-нибудь, кто выполняет мои приказы? Я сказал: «В атаку!»
Юноша подскочил, подчинился и нанес рубящий удар сверху.
Лайо не пошевелился, солдат был вынужден остановиться.
- Кто тебе приказал остановиться? - Певар вскочил с места.
Солдат был смущен.
- Но, господин, это ваш сын. Как я могу его ударить?
- Если он недостаточно храбр, чтобы драться - значит, это не мой сын, - заметил генерал. - Давай снова.
Ниал в своем углу сжимала кулаки. «Я не должна вмешиваться. Лайо знает, что делает, это его битва», - повторяла она про себя, а в сердце закипала глухая ярость.
Солдат возобновил нападение и слегка ранил Лайо, оставив ему порез на левой руке.
Лайо вскрикнул, резко отбил следующий удар и кинулся в схватку.
Это был совсем не тот Лайо, которого знала Ниал. Его удары были точными и сильными. Он выглядел как настоящий солдат.
Мечи скрещивались и разлетались в молниях ударов, никому из двоих нельзя было отдать предпочтения. Пара рубящих ударов солдата почти достигла цели, оставив легкие царапины. Лайо также задел противника пару раз. Положение было абсолютно равным.
Со своего места Певар, довольный, смотрел на схватку. В его взгляде Ниал читала возбуждение от борьбы и крови, что-то слишком хорошо знакомое увидела она во нзгляде этого безжалостного человека. Певару не нравилось драться, он любил убивать.
Лайо продолжал биться. Его атаки становились все более яростными, а удары более жестокими. По мере того как ярость мутила его разум, его тело просыпалось и вспоминало все то, чему его учили в Академии. Он стал атаковать с более близкого расстояния, постоянно меняя ритм нападения, и заставил молодого солдата отступить. Наконец Лайо, выбрав удачный момент, нанес солдату боковой удар и ранил в ногу. Юноша с криком упал на землю. Широкое кровавое пятно разлилось по
Лайо неожиданно остановился и остался в центре арены с повисшим в руке мечом. Тут послышались хлопки генерала.
- Браво, браво! - Певар подошел к сыну и пожал ему руку. - Теперь видишь, что ты умеешь драться? Видишь, что ты сильный и просто не понимаешь этого? А теперь убей его.
Солдату не удавалось сдвинуться с места. У него была глубокая рана. Он в ужасе раскрыл глаза.
- Генерал… - пробормотал он.
Лайо отодвинулся от руки отца и в замешательстве посмотрел на него:
- Что ты такое говоришь?
- Что ты должен его прикончить, - спокойно сказал Певар.
- Но он же лежит на земле. Я уже его победил. Не можешь же ты требовать…
Певар покачал головой:
- Ты хоть раз себя спрашивал, почему так боишься боя? Ты ведь умеешь драться и только что это показал. И что?
Лайо не ответил отцу. Он не мог ни о чем думать. Он только чувствовал шумное дыхание солдата. Чувствовал, как задыхается этот юноша и скребет руками пол.
- Ты боишься убивать, Лайо. Это нормально. - Неожиданно тон Певара стал слаще и превратился в ледяной. - Но это страх, с которым надо бороться. Я тоже чувствовал этот страх, но поборол его, проткнув насмерть в грудь первого врага, которого встретил. Так должен поступать и ты. Убей этого червяка. Только после этого ты станешь настоящим воином. Это единственная граница, отделяющая тебя от твоей судьбы, - убивать противника.
Лайо посмотрел на солдата, его землистое лицо умоляло о снисхождении; кровь сочилась из ноги и расплывалась лужей. Это он, Лайо, пролил эту кровь и вызвал это горе.
- Нет! - закричал он и отбросил меч. Затем оттолкнул отца, еще раз громко крикнул «нет», так громко, что у него заболело горло.
Певар, побледнев от ужаса, посмотрел на сына.
- Лучше убей меня! - закричал Лайо. Он побежал, подобрал меч, схватил его, поранив пальцы. Он протянул оружие отцу. - Если убивать тебе кажется так просто, убей меня, но я убийцей не стану; я не такой, как ты, понятно? Я не убью этого солдата и не стану воевать. Я снова стану конюшим, хочешь ты этого или нет.
Лайо замолчал. Кровь медленно капала на землю с рук, сжимающих лезвие.
Генерал остался пригвожденным к месту, а Ниал сжала рукоять меча, готовясь в любой момент вмешаться. Время, казалось, остановилось. Лайо бросил меч на землю и большими прыжками бросился к Ниал.
- Уйдем отсюда, проводи меня на базу.
Он даже не зашел в свою комнату забрать вещи.
Вместе с Ниал юноша вышел из дома, он больше не желал видеть своего отца.
Можете идти. - Нерео вошел в комнату в сопровождении охранников и военных с напряженными лицами. Свита смотрела друг на друга в нерешительности. - Вон - я сказал! - заорал король.
Оставшись с Сеннаром, бледный король-мальчик встал перед ним со скипетром в руке.
После встречи с Роданом Сеннара отнесли к местному магу, но его рану невозможно было залечить с помощью простого заклинания.
- Это заклинание высшей степени, - сказал Сеннар. - Священнослужитель мог бы…
Острая боль прервала его слова, как будто его сжигало внутреннее пламя. Рана увеличивалась и расползалась по всей ноге. Это было ужасное колдовство, результат применения запрещенной магии. Его провели в королевский дворец, где королевская гвардия вместе с королевскими магами провели целую ночь молясь, прикладывая компрессы, избавляя советника от проклятия, пожиравшего его ногу. Боль стала меньше только при первых лучах солнца, и тогда маг смог наконец заснуть.
Он проснулся через день в постели, под балдахином и под парчовым одеялом, в просторной комнате с мозаичными стенами из перламутровых раковин, со всеми оттенками розового цвета, испускавшими нежное успокаивающее сияние. Сквозь стрельчатые иллюминаторы виднелись дворцовые шпили.
Сеннар много времени находился в бессознательном состоянии. То улыбающееся лицо Родана мучило его, то ему мерещилось пронзающее его копье и слышались слона солдата: «Война - это война».
Прошел еще один день, теперь перед ним стоял король.
- Я должен вас поблагодарить, советник.
- Я ничего особенного не сделал, - с трудом произнес Сеннар, но Нерео прервал его жестом:
- Я должен вас поблагодарить и извиниться перед нами. Вы были правы: над нами нависла опасность, а мы ее не заметили.