– Ты на работе? – спросил Илларион.
– Это ты, Забродов? Что за дикий вопрос? Ты же звонишь по моему служебному номеру.
– Черт, извини, запутался совсем. Ты сильно занят?
– Очень, – сказал полковник. – Сижу, курю, грызу ногти и жду твоего звонка.
– Ну, полковник, – удивленно протянул Илларион. – Неужели больше делать нечего?
– Есть чего, – признался Мещеряков. – Доклад надо готовить для завтрашнего совещания. О повышении, усилении и дополнительных мерах.
– Тогда ясно, почему ты ногти грызешь, – сочувственно сказал Илларион. – Я бы на твоем месте локти кусал. Ты не мог бы ненадолго оторваться от своего важного занятия и раздобыть мне адрес Сивцова? Ну, того, который на красном джипе.
– Это который у Званцева?.. Думаю, что могу. Позвони через полчасика..
– Нет, полковник, так не пойдет, – сказал Илларион. – Я тут подержу трубочку возле уха, а ты действуй, пожалуйста, побыстрее. Потом догрызешь свои ногти.
– Ах, даже так? – разом посерьезневшим голосом сказал Мещеряков. – А ты не разоришься на услугах связи?
– Плачу не я, – утешил его Илларион. – Кончай болтать, полковник, ищи адрес.
– Да я уже ищу, – огрызнулся Мещеряков. – Не языком же я его ищу, в самом-то деле… Так кто за тебя платит?
– Уже никто, – сказал Илларион. – Увы.
– Черт возьми, Илларион, – с горечью сказал полковник. – Иногда мне хочется загнать тебя в бутылку и запечатать горлышко. А бутылку выбросить в Красное море, а еще лучше – в Тихий океан.
– Не в бутылку, – сказал Илларион, – а в цистерну. Желательно с коньяком. Тогда хоть в Марианскую впадину. Ты адрес ищешь?
– Ищу… У тебя губа не дура. Я бы тоже посидел на дне океана в цистерне с коньяком. Лет на сто хватило бы, как думаешь?
– Тебя или коньяка?
– Меня хватило бы и на триста… Погоди, тут чертовщина какая-то… Не отключайся.
В трубке раздался стук – видимо, полковник положил ее на стол, чтобы позвонить по другому телефону.
Илларион слышал, как он что-то неразборчиво говорит в этот другой телефон, постепенно повышая голос – видимо, что-то у него там не заладилось. К тому времени как Забродов вывел джип на шоссе, полковник уже орал во все горло:
– Что значит нет доступа?! Вы мне это бросьте, товарищ майор!!! Вы думаете, что говорите?! Я вам что – телефонный хулиган? Вчера у меня был доступ, а сегодня нет… Сам знаю, что виноваты! Да, вы лично! В лейтенанты захотелось?! Да… Повторите еще раз, я не успел записать пароль… Спасибо. И наведите порядок в своем хозяйстве, черт бы вас подрал!
Да, подумал Илларион, Зевс. Вот теперь самое время рассказать ему про машину и умереть на месте от акустического удара. Или, как минимум, оглохнуть и всю жизнь ходить, одной рукой держась за стенку, а другой придерживая слуховой аппарат.
Выехав на шоссе, Илларион остановил машину и выкурил последнюю сигарету. Здесь, в поле, были видны звезды, но полыхавшее впереди зарево забивало их даже тут.
– Уф, – сказал Мещеряков в трубку. – Слыхал?
– Нет, – нагло соврал Илларион, – не слыхал.
А что такое?
– Хорошо, что не слыхал, – сказал Мещеряков, и по его голосу было ясно, что это действительно хорошо. Полковник был из тех, кто по-настоящему переживал за службу и хотел, чтобы все было быстро, четко и эффективно. Случаи же, подобные тому, что Илларион наблюдал только что, приводили его в неистовство. Более того, он их глубоко стыдился.
За что я его, дурака, и люблю, подумал Илларион, снова заводя двигатель.
– Так ты нашел адрес? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Нашел, – все еще пыхтя и отдуваясь, проговорил Мещеряков. – Пиши.
– Я запомню, – сказал Илларион и мягко тронул машину с места, направляя ее туда, где полыхало огромное, на полнеба, электрическое зарево Москвы.
* * *
Повинуясь не вполне осознанному импульсу, он поставил машину в сторонке и прогулялся до дома Сивцова пешком. В кармане лежала мещеряковская «беретта», передать которую в чужие руки было для полковника, пожалуй, труднее, чем машину жены. «А ведь он, наверное, решил, что я шлепнул Сивцова из его пистолета, – подумал вдруг Илларион. – Неспроста же он хотел меня утопить. Вот чудак!»
Он шел по темному микрорайону, между делом отколупывая с одежды уже начавшую подсыхать грязь и радуясь тому, что никто не видит, на кого он похож.
Должно быть, думал он, публика теряет в моем лице увлекательнейшее зрелище – этакий одичавший от скуки водяной, который решил от нечего делать прогуляться по городу…
Он посмотрел на часы. Светящиеся стрелки утверждали, что с того момента, как он увязался за Сивцовым возле «Борея», прошло меньше полутора часов. Илларион не поверил (время было так нашпиговано событиями, что, казалось, гонка по городу за красным джипом состоялась позавчера) и поднес часы к уху. Часы исправно тикали.
«Интересно, – подумал Илларион, – что сейчас делает Званцев? Догадался ли, что мне удалось остаться на свободе и вступать в игру? Боже, что за слог – „вступить в игру“! Бытие, однако же, и в самом деле определяет сознание.»
С некоторым трудом отыскав нужный подъезд, он поднялся на седьмой этаж в развалившемся лифте, который конвульсивно содрогался и вообще вел себя так, словно прикидывал, стоит ли ему продолжать мучиться, ползая вверх и вниз по этажам, или лучше покончить со всем этим, нырнув на дно шахты. С опаской прислушиваясь к скрежету и металлическим вздохам, издаваемым этим чудом техники, Илларион предавался ностальгическим воспоминаниям о лифте в доме Балашихина. Тем не менее на седьмой этаж он прибыл без приключений и, выйдя из кабины, первым делом вывинтил горевшую на площадке лампочку. Мир погрузился в кромешную тьму.
Илларион нащупал кнопку звонка и надавил на нее большим пальцем левой руки. Правой он в это время забрался в нагрудный карман и надавил там на другую кнопку. Дверной звонок противно задребезжал. То, что лежало в кармане у Забродова, промолчало.
За дверью послышались быстрые шаги, и уже знакомый голос спросил:
– Кто там? Это ты, Саня?
– Угу, – сказал Илларион, уже убедившийся в правильности избранной тактики.
Он оказался прав, но не совсем. Замок отперли, но дверь открылась не до конца: мешала стальная цепочка.
В образовавшуюся щель выглянуло молодое румяное лицо – примерно такое, каким представлял его Илларион. Сквозившая в выражении этого лица озабоченность сменилась удивлением, а затем и испугом, когда открывший дверь Василек разглядел стоявшего за дверью Забродова, с головы до ног перепачканного подсыхающей грязью и очень решительного.
– Угу? – спросил Илларион и сильно ударил по двери ногой.