И только лёгкая тень замерла на мгновение над рушащимся к подножию Трона магом, и поклонилась Ассангу.

— Я ухожу, Достигший, — шепнула сама Ночь. И тени не стало.

Тело Седракса тяжело ударилось о чёрный камень.

— Иди к нам, Моран, — повторила Тури.

Анхайр, тяжело дыша, поднялся наверх, но у самой верхней площадки остановился.

— Я прошу об одном, — повторил он.

— Ты желаешь, — поправил его Ассанг. — Ты не должен просить.

— Джерх, желаю! Пусть хорингам найдётся место в том мире, который вы сейчас придумываете! И пусть это место будет достойно их гордости и чести!

— Кто смел бы унизить Старших? — улыбнулся Ассанг. — Тех, что возвели нас сегодня на Трон?

— И это… — Моран запнулся. — Я понимаю, погибших не вернуть… но помогите хоть раненым!

— Поднимайся, — сказала Тури. — Они умирают, пока ты стоишь там.

— Когда ты станешь рядом с нами, — сказал Ассанг, — время возобновит свой бег. У нас его будет не так уж много — до рассвета.

Моран о чём-то напряжённо думал. Потом вдруг решился.

— Мы дошли? — требовательно спросил он.

— Да, — твёрдо ответил Ассанг.

— Ошейник больше не нужен?

— Сейчас — уже нет.

Моран молча выхватил хорингский кинжал. Тури изумлённо подняла брови. Ассанг чему-то улыбнулся.

Анхайр сорвал ремешок с шеи и решительным движением вспорол шов глухого кармашка.

Красная стеклянная бусина выкатилась из складки кожи и каплей крови упала на чёрный камень Трона. Обычная маленькая стекляшка.

— Я так и думал, — пробормотал Моран и одним шагом стал рядом с Тури и Ассангом.

Время дождалось этого шага и рванулось вперёд.

Эпилог Меар, утро

Начинался рассвет. Не пересвет, а именно рассвет — утро после Ночи.

Трое покинули внешнее кольцо дольменов и медленно спускались к Каменному лесу. За ними, прихрамывая, сцепив зубы от назойливой, тупой боли, шёл Халимор. И ещё дальше — остальные уцелевшие хоринги.

Путь завершился. И кончилась Ночь.

Край Меара выглянул из-за горизонта. Тури привычно напряглась, ожидая, что её вот-вот сожмёт стальными зубами судорога преображения.

Но ничего не случилось.

— Как это?.. — поражённо спросила она, поначалу ни к кому не обращаясь. — Как это может быть? Лю… Ассанг!

— Теперь Меар над тобой не властен, — грустно сказал чародей. — Точнее, его власть утратила главное — ты не обязана беспрекословно повиноваться. Тебе открыта сила чар, и ты теперь можешь сохранить человеческий облик по собственному желанию. Только пока что недолго. На весь день у тебя не хватит ни сил, ни умения.

— Ну! — возмущённо сказал Моран и отвернулся.

— Почему вы недовольны? Оба? — слабым голосом спросил Халимор.

— Да так просто не бывает, — Моран плюнул в траву. — Это вы все наслушались сказок с хорошим концом. Оборотень всегда остаётся оборотнем, хочет он того или нет. А все магические штуки — это вы без меня. Спасибо, конечно, Ассанг — или как там тебя — за память. Но в красные дни я всё равно вулх, что б вы там ни придумывали. Сколько красивых слов ни скажи, суть вещей от этого не изменится, как вы не поймёте, мудрецы? Я анхайр. И останусь анхайром. Всё.

— А кто тебе мешает? — поразился Халимор.

— Да потому что всё летит в задницу! — взорвался Моран. — Какого хрена тогда мы все страдали столько кругов, если оборотень может хранить человечий облик под любым солнцем? Значит, всего лишь навсего все мы — ублюдки и придурки, так?

— Нет, просто невежественные и несчастные существа, — тихо сказал Халимор. — Вас лишили права знать, кто вы, и отняли право быть собой. А ты, Моран, вернул себе это право. И можешь вернуть его другим.

— Нет уж, — скривившись, сказал Моран. — В спасители я не гожусь. Я сейчас же двинусь обратно. За Юбен. Корняга! Пойдёшь со мной?

— Вы вернулись! — корневик пританцовывал на осыпи, разбрасывая мелкие камешки и подняв тучу пыли. — Вы вернулись! Я знал!

— Что ты знал? — устало спросил Моран.

— Ну… — засмущался Корняга. — Ну, не знал… Но верил! А куда, куда пойдём, Моран… ой, Одинец, я не нарочно! А куда пойдём?

— Заткнитесь все! — заорала Тури так, что корневик оступился и съехал вниз по осыпи на несколько шагов. — Какая разница, куда пойдём? Мы свободны! Понимаешь, Моран, свободны?!

Она прыгнула на анхайра, как карса, и поцеловала его в ухо. Потом в щёку. Потом рывком развернула к себе и поцеловала в губы. Моран поморщился и потёр раненое плечо.

— Девочка, не зарывайся, — голосом Лю сказал Ассанг. — Я ревновать буду. Я старый, мне волноваться нельзя.

Тури радостно захохотала и повисла на шее у чародея.

— Тебя я тоже люблю. Я всех люблю! Слышишь, Скри?

— А куда пойдём? — азартно спросил корневик.

— Постой, постой… — Моран вдруг принюхался. — От тебя почему пивом несёт? Ты, пень с ушами, откуда пиво взял?

— Да я… — Корняга застеснялся.

— Два, — коротко сказал Моран.

— В дупло спрятал! — выпалил Корняга. — От самой Сунарры берёг! Уж сколько раз выпить хотелось, но я… хочешь глоточек, Одинец?

— Моран я, — мрачно сказал анхайр и неожиданно ухмыльнулся. — Ладно, давай пива.

Он обернулся к чародею.

— Понимаешь, вот вы сейчас такое говорите, что можно подумать — всё теперь будет хорошо. Всегда. А я такого не люблю. Потому что так не бывает. Никогда и никому не удавалось сделать всё так, как хотелось бы — не можем мы быть вместе, не будем мы счастливы вечно, понимаешь?

— Я буду, — уверенно сказала Тури.

— Нам с тобой была не судьба встретиться. Мы не могли быть вместе. И в этом была правда, настоящая правда. Жестокая и противная. Потому что жизнь такая. А сейчас мы рядом, но так не бывает. Нас кто-то обманывает. И чем дольше мы будем оставаться обманутыми, тем страшнее будет расплата.

— Ага, — сказал Ассанг. — А правда в том, что вот теперь мы вместе, и ты влюбишься в Тури, и будешь с ней, и я влюблюсь в неё, и мы с тобой поссоримся, и ты захочешь убить меня, а я искалечу тебя заклятием; и ты будешь лежать в своей берлоге окровавленный и озлобленный, и никто не принесёт тебе, умирающему от голода, кусок хлеба; потому что Корняга украдёт твои деньги и сбежит в Хадас, где его сожгут пьяные бродяги; а Халимор просто уйдёт, потому что ему на тебя плевать, он начнёт собирать силы для Возрождения хорингов, но его убьют Чистые братья; а я брошу Тури в Дибале, где ей придётся торговать собой, чтобы выжить; она потеряет все зубы, получая оплеухи вместо денег, однажды не выдержит и убьёт клиента, а когда через четырнадцать кругов выйдет из подземной тюрьмы — найдёт меня и убьёт. Броском отравленного гурунарского ножа. Это будет последнее, что останется у неё от нашего путешествия. Так похоже на жизнь, Моран?