— Меч твой нашему колдуну сильно понравился, — проскрипел Корняга.
— То есть ножны.
Ух, Тьма! Ещё и колдун… Не он ли на нас живое облако вчера натравил? Магические ножны я никому не отдам! Мне вдруг расхотелось задавать Корняге дальнейшие вопросы. До Сунарры лесная компания вслед за нами дошла — ну и демон с ними, всё равно их теперь можно в расчёт не брать. Отсюда им уже не вырваться. Только я им это сообщать не стану. Я с ними вообще разговаривать не желаю. А желаю я, кажется, поскорее убраться из таверны.
И Кхисс что-то задерживается… Да уж, лучше я его снаружи подожду.
Я смахнула остатки гуся в кожаный мешок, а мешок сунула в походный двумех, который держала под столом.
Корняга жалобно скрипнул, но смолчал.
— Бывай, Корняга, — сказала я, поднимаясь с места. — Нам пора. Одинец?
Вулх оскалил зубы и глухо заворчал, глядя мне за спину.
Я обернулась.
Здоровенный мужик с неприятной рожей, одетый почему-то в тёплую меховую куртку, какие носят только на севере, тянул ко мне мосластые руки.
Я сначала даже не поняла, отчего так встревожился Одинец. А потом вдруг что-то случилось с моим зрением. Я увидела, как с огромных пальцев чужака словно капли жира падают тяжёлые сгустки тёмно-лилового огня. Каждый его палец заканчивался ослепительно сверкающим огненным когтем — скорее даже не когтем, а острым огненным шипом. И все эти шипы целились мне в лицо.
Видение мелькнуло и погасло. Я снова видела лишь разбойника в рваной куртке, который зачем-то вытянул руки и растопырил пальцы.
Тьма тебе в задницу, колдун! Я подхватила двумех и бросилась к двери, пригнувшись и петляя между столами как заяц — на случай, если колдун попытается швырнуть в меня невидимым пламенем. Вулх серой тенью метнулся за мной. Краем сознания я отметила, что немногие посетители таверны остались безучастно сидеть на местах. Ну что ж, теперь я знала причину их равнодушия.
Мне не хватило лишь нескольких шагов — или нескольких мгновений, это как посмотреть — чтобы выскочить за дверь. Трое лесных разбойников, радостно ухмыляясь, встали у нас на дороге. Двое крайних держали в руках длинные ножи, а средний лениво потянул из ножен меч. Вулх, оскалясь, замер рядом со мной.
Я оглянулась. Колдун шёл к нам на полусогнутых ногах, приседая на каждом шаге, словно тащил непомерную тяжесть. На долю мгновения передо мной мелькнул образ призрачно-лилового костра, пылающего между его разведённых рук, и я решительно повернулась обратно к разбойникам. Уж лучше с ними драться, чем с колдуном — и да хранят меня добрые джерхи!
В следующее мгновение меч вывернулся из руки среднего разбойника и, звеня, покатился к моим ногам. Разбойник остолбенел. Я растерялась. А вулх прыгнул.
Серый зверь обрушился на человека и свалил его с ног. Разбойник глухо крякнул и упёрся ладонями вулху в грудь, пытаясь оттолкнуть звериную морду. Два других разбойника одновременно вскинули ножи, целясь вулху в загривок. А я и не заметила, как меч оказался у меня в руке.
Правду сказать, мечом я владею не блестяще. Хуже, чем кинжалом. И уж конечно хуже, чем метательным ножом. Поэтому и предпочитаю — в человеческом облике — решать серьёзные вопросы на расстоянии, а не в ближнем бою. Но кое-что умею и вблизи.
Покрепче перехватив двумех левой рукой — тяжеловат, ну да ладно, — я крутнула меч над головой. По-разбойничьи свистнул воздух. Мой меч выбил нож из руки правого противника, разрубив ему пальцы, и полоснул по плечу левого. Первый враг охнул и отпрыгнул в сторону. Второй кратко выругался и в стремительном развороте пырнул меня ножом прямо в лицо.
Я только и успела, что отвернуть голову — и нож разбойника вместо того, чтобы вонзиться в глаз, рассёк мне правую бровь.
В том самом месте, где никогда не было шрама. А кровоточащая рана однажды была. И летящий в глаз вражеский нож — был.
Из глубин моего сознания раздался неистовый рык взбешённой Карсы. Вторя ему хриплым эхом, с моих человеческих губ сорвался боевой клич. Страх и боль перестали для меня существовать — осталась только ярость, обжигающе-красная, как пламя Четтана. Ярость умножила мои силы.
Я врезала разбойнику двумехом под дых, и тут же, размахнувшись, обрушила меч ему на шею. Он успел уйти от удара, отпрянув назад — но поскользнулся и свалился на пол. Его товарищ не был столь удачлив. Я стремительно бросилась к нему, и он отлетел к стене с разрубленным плечом. Третий разбойник боролся с вулхом. Я занесла меч, примериваясь, как бы ударить человека, не повредив зверю. И тут позади меня раздалось пыхтение колдуна.
Этот звук вернул мне способность бояться — и способность трезво рассуждать вместе с ней. Тёмное небо! Путь к бегству расчищен. Почему мы ещё здесь?!
— Одинец, уходим! — крикнула я. — Быстро!
Хвала богам, вулх повиновался немедленно. Он вывернулся из захвата разбойника, одним прыжком перемахнул порог таверны и устремился к конюшне. Я бросилась за ним.
И тут же у меня за спиной полыхнуло фиолетовое пламя, на мгновение выстелив передо мной мою чёткую чёрную тень. Я невольно зажмурилась.
Сильные руки схватили меня за запястья и голос северянина Кхисса произнёс:
— Проводника я не нашёл. Что здесь происходит?
Я открыла глаза, и мне стало почти стыдно за свой взъерошенный вид — так спокоен был северянин. Он смотрел на меня доброжелательно и насмешливо, как… как я на Корнягу. Или как хоринг на человека. Другими словами — как взрослый на несмышлёное дитя.
— Там колдун, — я дёрнула подбородком в сторону таверны. — И разбойники. Они всё время шли за нами и… — тут я сообразила, что именно он сказал. — То есть как — не нашёл?! Да скажи, наконец, зачем нам проводник?
— Всё просто, — сказал шаман Кхисс. — В Сунарру вошли Одинец с карсой — значит, Тури с вулхом вообще-то могут выйти из города. Но Сунарра не захочет вас отпускать. Вы заблудитесь в перекрёстках и поворотах, вы потеряете направление и повернёте назад — и тогда вам уже вовек не будет пути отсюда. Я искал кого-нибудь из местных жителей, знающих все улицы и переулки — такого, который на самом деле мог бы покинуть Сунарру, но сам этого не знает. Кого-то, кто пришёл сюда не своей волей, а был привезён насильно. Должны быть здесь такие, должны! Но я их пока не нашёл.
— Я знаю дорогу, — раздался снизу скрипучий голосок. — Меня везли в мешке, но дорогу я помню.
— Это Корняга, — устало сказала я Кхиссу. — Он врёт.
Кхисс с интересом посмотрел на меня. Затем опустил взгляд на Корнягу.
— Нет, он не врёт, — неожиданно весело сказал шаман. — Память у корневиков отменная. Ну что, шустрый пень, будешь проводником?
— А что заплатишь? — тотчас осведомился Корняга, и его чёрные глазки маслено заблестели.
— Ну, сейчас я тебе точно сучья пообломаю, — грозно сказала я и сделала шаг к пеньку.