Фиолетовая вспышка прорезала тьму. Оглушительный раскат грома посмеялся над моими мыслями.
Впереди на дороге, на расстоянии полёта стрелы от меня, огромная кошка присела и сжалась в комок. И подняла на меня растерянный взгляд.
Стой на месте, Карса. Не смей идти дальше!
Что-то коснулось моей ноги. Я опустила глаза. Шерсть вулха была насквозь пропитана мертвенным сиянием; и моя рука, которая легла ему на шею, тоже бледно светилась. Вулх не глянул на меня, он смотрел вперёд.
Как вулх оказался здесь? И зачем?
Я проследила за его взглядом, и увидела, что рядом с призрачной карсой на дороге стоит человек. Нагой мужчина, кожа которого источала то же самое свечение, что и всё вокруг. Почему-то я не заметила его прежде. Словно повторяя мой взгляд на вулха, карса обернулась к своему спутнику. Но Одинец не ответил ей взглядом, потому что смотрел на вулха. То есть — на себя самого.
Алая зарница полыхнула над нами. Грома не было.
Я и вулх, мы стояли в двух шагах перед необъятным зеркалом. Красные блики играли на поверхности стекла — а по ту сторону всё было залито синим светом, и оттуда смотрели на нас карса и человек. И дорога отражалась в неожиданно возникшем зеркале, одинаковая по обе стороны зеркальной грани. Дорога во Тьму — и её отражение, дорога из Тьмы.
Одна и та же дорога. Только направления разные.
Мы стояли на ней все четверо. Карса и Одинец, я и вулх. Шагнувшие во Тьму и вставшие у них на пути. Два зверя и два человека…
Нет, неверно! Нас здесь только двое, я и Одинец. Мы — и наши отражения. Наши половины. Наши вторые «я», убитые и изгнанные из мира во Тьму. Замри, Карса. Не двигайся, Одинец. Ни шагу дальше! Вас убили, но мы с вулхом пока ещё живы. Кто-то старший и сильный отправил нас за вами, чтобы мы четверо… то есть мы двое… просто мы… Чтобы мы, мадхет Тури и анхайр Одинец, вернулись из Тьмы.
Синяя молния растеклась по черноте и зашипела, как сало на сковородке.
Я больше ничего не видела. Только чувствовала. Я чувствовала, что мы с Карсой слились воедино. И я ощущала присутствие Одинца рядом с собой. И ещё я знала, что за спиной у нас Тьма — а значит, нам нужно идти вперёд.
Мы сделали шаг…
Впереди нас ждала боль.
Я очнулась в теле, которое уже не ощущало себя единым. У меня больше не было тела — только жалкие клочья плоти, нанизанные на скелет безжалостной боли, точно на раскалённый вертел. Ничего, вытерплю. Главное — продержаться несколько минут, не позволить сознанию ускользнуть во Тьму. Окрепшее за последние дни чутьё оборотня говорило мне, что до пересвета осталось совсем немного.
Я с трудом подняла непослушные веки. После призрачных, невещественных образов Дороги-во-Тьму истинный мир ошеломил меня множеством оттенков и насыщенностью красок. Нас окружал хвойный лес, и чёрные силуэты сосен чётко рисовались на фоне густо-синего зарева меарского заката. Это было красиво, как… как на живой картине хорингов, джерх побери! Я никогда ещё не видела мир таким красивым. Вот только боль мешала смотреть.
Я попыталась шевельнуться и услышала хриплый стон. Мне понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы понять — это мой стон. Голос был странно искажён — наверное, оттого, что в горле застрял жгучий комок боли. Судя по невыносимой боли, меня ранили именно в горло, и рана была смертельной.
Ничего, милосердный Четтан исцелит меня. Скорее бы пересвет! А что там с вулхом? Впрочем, сейчас он человек. Где ты, анхайр?
Я не могла вертеть головой в поисках Одинца, теряя последние силы тела. Тела, которое один раз уже рассталось с душой. Хорошо, что у меня была запасная… Да, правду сказать, я бы и не смогла повернуть голову больше одного раза. У меня едва хватало сил держать открытыми глаза. Поэтому я сосредоточилась, и сквозь пелену собственной боли попыталась расслышать чужую. Это оказалось неожиданно легко.
Одинец был совсем рядом. Мне даже почти не пришлось поворачивать голову — только перевести взгляд.
Я встретилась с затуманенным болью, но вполне осмысленным взглядом зверя. В его призрачно-серебристых, отражающих синий закат глазах с вертикальными щёлочками зрачков мелькнула радость узнавания, а в следующий миг… Наверное, точно такой же ужас отразился в моих — человеческих — глазах.
Я искала взглядом Одинца, и я нашла его, но на меня глянули кошачьи глаза карсы! И в тот же миг я поняла, что переполненное болью тело, которое я ощущаю как своё — это человеческое тело. Тело мужчины. Светлые боги, что случилось?! На небе пока ещё Меар, и наши тела послушны его воле. Тело мадхета имеет облик карсы, тело анхайра — облик человека. И я должна была очнуться в своём зверином теле, а очнулась в чужом человеческом.
Возвращаясь из вечной Тьмы, мы с Одинцом перепутали тела. Наши души поменялись местами.
Светлые боги, сжальтесь над нами! Верните наши души на место, когда весь мир погрузится во Тьму пересвета. Пожалуйста!
Мне страшно, невыносимо страшно.
Эй, кто-нибудь, помогите…
Тёмная тень склонилась ко мне. Знакомый властный голос, который больше не был холодным, а дышал теплом и участием, произнёс:
— Не бойся, девочка. Теперь ненадолго усни. Всё будет хорошо.
Жёсткая ладонь ласково легла мне на лоб. И я растворилась в прикосновении…
На лесной просеке неподвижно стоял человек. Его правую щёку освещал синий луч заходящего Меара; показавшийся из-за горизонта Четтан окрасил его лицо багрянцем с другой стороны.
Человек смотрел прямо перед собой — на два лежащих на земле тела, что казались безжизненными. Но вот одно из них зашевелилось, меняя форму — как комок глины под пальцами гончара, как железо в плавильной печи. Человек нагнулся и стремительно выхватил из пышущей жаром плоти оборотня тёмную от крови стрелу.
В тот же миг отблеск Меара на его лице погас, и зашевелилось второе тело. Человек склонился над ним.
Я пришла в себя бодрой, здоровой и слегка растерянной — как обычно на восходе Четтана. Только это не был обычный восход. Четтан уже высоко поднялся на небе, и под его жаркими лучами на стволах сосен выступили капельки душистой смолы. Воздух хвойного леса был упоительно горек.
Всё происшедшее на пересвете казалось мне больным и безумным сном. Что было на самом деле, а что мне привиделось? Не знаю. Да и знать не хочу. Главное, что я живу. И мир прекрасен!
Взгляд мой упал на незнакомца, который стоял ко мне спиной и поправлял сбрую на Ветре. В паре шагов от него вулх, встопорщив шерсть на загривке, осторожно обнюхивал кучку сломанных стрел.
Я потянулась к одежде, которую кто-то заботливо сложил у моих ног.
Затрещали сосновые иголки, и на просеку выбрался приземистый пенёк.
— Мастер Дост, — проскрипел он, — они ещё там, у оврага. Только я туда больше не пойду! Там страшно.