Но я бы все отдала, чтобы сейчас было тогда! И пусть противная Швабра была бы моей мачехой, пусть бы она отвела меня в лес, в лесу тоже можно жить!
Какие это были детские, глупенькие пустяки. А ведь я была искренне несчастна. И не думала, что может быть еще хуже.
Наводит на довольно страшные мысли – неужели всегда может быть ЕЩЕ ХУЖЕ?
…Но что еще бывает?..
Дома у нас странно – как будто трагедия, но как будто все как прежде. Как будто кто-то чудом спасся от пожара, сильно обгорел, но вот же он лежит – живой, и все страшное позади. Все САМОЕ СТРАШНОЕ позади, а теперь начинается жизнь.
Санечка – у него такая идея. Как будто ничего не происходит трагического. Как будто Катька не лишилась красоты, как будто ее не изуродовали, как будто, наоборот, все отлично.
Но он незаметно изменил свой день, приходит домой рано и уходит в театр поздно, а иногда как будто нечаянно остается дома. Вчера весь вечер рассматривал вместе с Катькой каталоги вилл в Интернете – Санечка хочет поехать в Италию, в Тоскану. Снять дом среди виноградников и ездить во Флоренцию. Или просто сидеть в тени на террасе и любоваться видом, как у Рафаэля, Перуджино – холмы, виноградники, закат.
Катька радуется – она мечтает об Италии, всегда мечтала, я тоже радуюсь, и только Вика назло нам хочет не в Тоскану, а в Валенсию.
Знаете, как это? Как будто ты смотришь каталоги, обсуждаешь виллу, а в тебе горит огонь, жжет тебя изнутри.
На самом деле мы только делаем вид, что живем. На самом деле мы ждем.
Мы ждем результатов анализа. Мы ждем, как будто это объявление нашего приговора, от этого анализа зависит все.
Потому что сначала я не понимала. Я думала, что удалили, и все. А они понимали сразу.
Оказывается, самое главное – этот анализ.
Анализ показывает, какие клетки. Все эти клетки плохие, но они могут быть совсем плохие, злые клетки. Эти клетки означают плохой прогноз. В Интернете написано – НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ. Написано – прогноз два года, год, полгода Катька этого не читала, я читала одна, пока она спала.
Если это так, если окажутся эти клетки, тогда я просто сразу умру, и все. Я не буду это терпеть, ждать, когда пройдут эти полгода, год… я просто сразу умру сама, и все. Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ И ЗНАТЬ, ЧТО ВСЕ НЕ НАВСЕГДА!
Есть другие клетки, которые не такие плохие, не такие агрессивные. Тогда совсем другое дело, тогда нет никаких цифр, никаких два года, год, полгода. Тогда просто лечение.
Анализ делают три недели. Вика звонит в клинику каждый день – утром и вечером. Скандальным голосом спрашивает, почему еще не готов анализ. Три раза была в клинике, топала ногами, требовала немедленно выдать результаты или хотя бы намекнуть, какие они.
Посылала дядю Леву, кричала на него: «Ты всю жизнь в медицине и не можешь добиться, чтобы тебе сделали без очереди!»
– Катенька, я не могу сделать анализ быстрее, чем он делается, а она обижается, – пожаловался дядя Лева.
– Лев Борисович, вы не понимаете, что Вика ПРАВДА НЕ ПОНИМАЕТ, что анализ делают три недели, – хихикнула Катька, – ну, нарисуйте ей какой-нибудь анализ…
– Катенька, что за шутки… – испугался дядя Лева.
Мы так нервничаем еще и потому, что лечение назначат только после того, как будет готов анализ. А ведь каждый день – это день, когда Катька могла бы уже принять лекарство! Каждый день, каждую минуту она могла бы выздоравливать. А так эти дни утекают между пальцами.
Мы ждем анализ и готовимся к Викиному юбилею.
– Ты что, не будешь праздновать день рождения? Из-за меня? Но ведь все не так плохо… Или совсем плохо? – спросила Катька.
У нее был такой напряженный взгляд, что Вика быстро сказала:
– Еще чего, не буду праздновать!.. Буду, конечно.
Учебный год закончился.
У меня не сданы рефераты по индивидуальным предметам, ни один реферат не сдан – ни литература, ни психология, ни история искусств.
Я ничего не говорила в лицее – гадко говорить, что я не могу написать рефераты, потому что у моей мамы… НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ… потому что у мамы Катьки была операция… опять я боюсь этого слова, все-таки я его очень боюсь!..
В общем, это слово и рефераты – несопоставимые вещи, все равно что сказать «в наш дом бросили бомбу, поэтому дайте мне мороженое без очереди».
Но мне никто не сказал, что у меня не сданы рефераты, просто поставили зачеты в зачетную книжку.
Сегодня обед у Вики.
У Вики обычный день рождения, а Вика говорит: «У меня юбилей».
На Викиной двери горит надпись «63».
– Викон, тебе же шестьдесят два, – удивился Санечка, – зачем ты прибавила себе год?
– Не люблю круглые цифры. Круглые цифры очень старят – 22, 24, 26…
– А почему у тебя юбилей?
– Потому, – свирепо ответила Вика, – не понятно, что ли? Потому что я хочу подарки на юбилей, а не на обычный день рождения.
…Сначала мы дарили Вике подарки на юбилей.
Викины подарки на юбилей – медведи. В этом году Вика собирает медведей.
Санечка, Катька и я подарили общий подарок, как семья, – коллекцию кружевных медведей.
Санечка давно заказал медведей знакомому художнику. Каждый медведь со своим лицом, медведи-девочки – в кружевных юбках, а медведи-мальчики в кружевных шляпах и штанах с оборочками. Вика радовалась, гладила кружева.
Катька подарила отдельного маленького медведя – фарфорового мишку из коллекции своего отца. Вика очень на него заглядывалась, когда Катька переехала к нам со своей коллекцией. Катька тогда специально подарила ей не медведя, а танцовщицу, чтобы Вике было о чем мечтать, а потом обрадоваться. Катьке обязательно нужно, чтобы Вика подпрыгивала и повизгивала от радости. Вика подпрыгивала и повизгивала, и Катька тоже – от Викиной радости.
Критик подарил симпатичного мишку из игрушечного магазина. Вика строго кивнула.
Дядя Лева подарил золотого медведя с бриллиантовыми глазами от известного петербургского ювелира, ювелир сделал медведя специально для Вики. Вика вежливо улыбнулась.
Но всех передарил профессор! Профессорский мишка старый, облезлый, из его детства – и из Викиного тоже. Может быть, он вместе с ними ходил в третий класс. Вика посадила облезлого мишку рядом с собой, и профессор счастливо заулыбался.
После подарков был небольшой перерыв, который каждый использовал как хотел, – Санечка и дядя Лева вышли курить и говорить о Катькиной болезни, критик тихо ссорился с Викой, а профессор подошел к нам с Катькой.