И непокорный депутат мгновенно становится покорным. Он просит отдать ему фотографии вместе с негативами, клятвенно обещая выполнить все просьбы, ответить на все вопросы бывшего полковника ФСБ, который, естественно, работает не на себя, а на неизвестных депутату людей, свято защищая их интересы.
Если возникала необходимость, компромат становился еще более изощренным. Как и откуда доставал документы бывший полковник ФСБ, – об этом его подопечные могли только гадать, они были свято уверены, что их частная жизнь – тайна за семью печатями, и заглянуть в нее никому не удастся. Иногда Григорий Германович действовал не напрямую, а через жен, братьев, детей. Бутаков был уверен, что для достижения цели все способы хороши, не отрицал он и самых скверных. Иногда ему приходилось, правда лишь в крайних случаях, прибегать к оружию. Но и тут Григорий Германович старался все делать предельно аккуратно, не оставляя следов.
Хорошо сложенная двадцативосьмилетняя женщина, которую звали Эмма Савина, работала с Бутаковым уже пять лет. Еще будучи в штате КГБ, он взял ее под свое крыло, вернее, поймал на правонарушениях. Но наказывать не стал, хотя мог упрятать Эмму Савину за решетку, поскольку взяли ее с поличным, – с небольшим пакетиком наркотиков. Сначала она отпиралась, однако отпираться легко, когда нет улик. А тут была видеосъемка, и грузный иранец, с которым ее взяли, не отрицал, что наркотики женщина приобрела у него. Эмме Савиной светил срок. Но полковник ФСБ Бутаков, следивший за иностранцами, решил замять дело, а умную и красивую бабу использовать по назначению. Ведь еще во всесильном КГБ одними из лучших информаторов были валютные проститутки.
– Послушай, Эмма, – в приватной беседе предложил ей Григорий Германович, – если ты станешь работать на меня, я забуду о наркотиках. У тебя маленький ребенок, ему, кажется, год. Не надо плакать, Москва, как известно, слезам не верит. Не размазывай косметику по лицу. Давай сделаем по-другому: ты будешь выполнять мои поручения, а я закрою твое дело. Ну как? Согласна?
Молодой и, в общем-то, еще не очень опытной жрице любви ничего не оставалось, как согласиться с довольно разумными доводами могущественного человека, представителя всесильной организации. С этого все и началось. Одно задание, второе, третье… Она спала с нужными полковнику людьми, Бутаков собирал компромат и умело его использовал. При необходимости он прикрывал Эмму Савину, причем надежно. Так что вскоре проститутка почувствовала себя неприкосновенной, ей уже не приходилось спать с каждым встречным-поперечным иностранцем, которые платили кто сто, кто двести, кто триста долларов за ночь. Она спала только с нужными людьми.
Бутаков постепенно начал ей платить, и платить намного больше, чем проститутка могла заработать лежа на спине или стоя на коленях. Фотографа полковник к ней приставил очень хорошего, тот работал профессионально, и ни разу за все это время никто из ее клиентов не догадался, что стал объектом скрытой съемки.
Вот так они и сотрудничали. Эмма не знала фамилии полковника, ей были известны лишь его имя и отчество – Григорий Германович. О том, что он ушел из ФСБ, она тоже не знала, Бутаков ей об этом, естественно, не сказал. Все шло, как и прежде. Полковник звонил ей, назначал встречу, показывал фотографию клиента и пояснял, что это за человек, какие у него слабости и пристрастия, короче, вооружал жрицу любви всей необходимой информацией. Так что заманить в постель нужного человека было лишь делом умения, техники и времени.
А в своей профессии Эмма Савина кое-что собой представляла – пусть и не звезда первой величины, но все же звезда, причем довольно яркая.
Иногда раз в месяц, иногда два раза, а иногда и чаще она встречалась со своим работодателем, получала от него информацию и конверт с деньгами.
Денег Бутаков не жалел, словно там, где он их брал, этого добра было в избытке.
Но всегда предупреждал:
– Смотри, Эмма, – и грозил указательным пальцем, – с деньгами не светись, не корчи из себя богачку. Будь скромнее, а то еще попадешь в поле зрения какой-нибудь другой организации. И тогда, поверь, я могу и не суметь тебя выцарапать и отмазать.
Постепенно даже лексикон у Григория Германовича менялся, но Эмма этого не замечала.
Звонок раздался в квартире Савиной ровно в девять вечера, Эмма еще посмотрела на зеленые цифры электронных часов.
– Алло, – буднично, безинтонационно, просто показывая, что слушает, произнесла она.
– Здравствуй, красавица. Как дела?
Этот голос Эмма узнала мгновенно, хотя не слышала его уже почти месяц.
– Добрый вечер, – чувствовалось, что она волнуется.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Жива.
– А здоровье как?
– Вроде бы, здорова.
– Надо встретиться, – это прозвучало как приказ, обсуждать который не следует.
– Когда? Прямо сейчас, что ли?
– Зачем прямо сейчас, можно встретиться часа через полтора.
– Где?
Григорий Германович назвал адрес.
– Так далеко!
– У тебя есть машина, сядешь и приедешь. А не хочешь на своей, возьми такси, – про такси было сказано таким тоном, словно Григорий Германович собирался по приезду Эммы оплатить ей дорогу.
– Да-да, хорошо, мне надо привести себя в порядок, уложить ребенка.
– Ну, вот и давай.
– А на завтра нельзя перенести встречу? – робко попросила Эмма.
– Нет, на завтра нельзя, жду тебя сегодня, – в трубке зазвучали гудки.
Адрес, названный полковником, Савина знала, там располагалась трехкомнатная квартира, одновременно походившая и на офис, и на жилье. Но кто работает или живет в этой квартире, ей было неизвестно. Уже несколько раз именно по этому адресу она встречалась с полковником ФСБ., Эмма все еще была убеждена, что Григорий Германович работает в органах.
Она позвонила своей двоюродной сестре, жившей на соседней улице, и попросила ее присмотреть, за дочкой: пусть девочка переночует у них, если, конечно, двое сыновей сестры не больны.
Мальчики оказались здоровы, и Эмма прикинула, что вполне может успеть, если, конечно, поспешит.
– Эй, ребенок, – окликнула она дочь, возившуюся с куклами.
– Что, мамочка?
– Давай быстренько собираться, пойдем к тете Оле.
– Ой, ура! – обрадованно воскликнула Леночка. – Я так давно просилась в гости к ней, а ты меня все не вела.
– Ну вот и пойдем. Даже переночуешь у нее, а я заберу тебя завтра утром, согласна?
– Конечно!
Двоюродная сестра понятия не имела, чем занимается кузина, и была уверена, что та работает в какой-то фирме кем-то вроде секретаря или референта.
– Давай, давай!