– Да, тени, – вдруг почему-то рассердился Егор. – Куда тебя, глупая, понесло?
– Я просто хотела узнать… – принялась слабо оправдываться Ника, но Егор сердито перебил ее:
– Узнать! Любопытство тебя чуть не убило!
Как смешно он сердился. Ника с нежностью смотрела на складку между его бровей, на возмущенно подрагивающие ресницы, короткие, но густые. А Егор, будто не замечая ее взгляда, продолжал бушевать:
– Я чуть с ума не сошел, когда понял, что ты пропала! На уши пол-Москвы поставил. Уж не думал, что живой тебя увижу, особенно после того, что узнал…
– И что ты узнал? – оживилась Ника. И даже сделала попытку приподняться на локте.
– Лежи! – рявкнул Егор. – Не то попрошу медсестру привязать тебя ремнями к кровати. Надо было это раньше сделать, еще до того, как ты влипла в историю.
– Егор, я тоже кое-что узнала, – нерешительно, с виноватой улыбкой начала Ника. – Вернее, не столько узнала, сколько догадалась.
– Свои догадки выскажешь после.
Он все еще продолжал сердиться. Или делал вид, что сердится, потому что складка возле бровей разгладилась, а в глазах беспокойство сменилось облегчением.
– И чего тебя на стройку понесло?
– На стройку? – удивилась девушка.
– Тебя там нашли. В строительном вагончике, лежащую на полу. И почти бездыханную. А могли бы и не найти. Повезло, что тебя запомнила официантка в кафе, в котором ты свиданничала…
– Я не свиданничала! – возмутилась Ника и сердито блеснула глазами. Егор пропустил ее протест мимо ушей.
– И еще тебя видел ночной охранник из круглосуточного магазина. На твое счастье, он вышел на крыльцо покурить в тот момент, как тебя куда-то вели. Я и мои люди обыскали все окрестности и нашли тебя на стройке. Еще бы чуть-чуть, и не успели.
– Меня спасла Акулина, – тихо сказала Ника.
– Какая еще Акулина?
– Я не брежу, Егор! Меня действительно спасла бабка Акулина! Так, по крайней мере, она представилась. И еще… мысли о тебе, – добавила она, засмущавшись до алого румянца. – Выслушай меня…
– Позже. В коридоре ожидает, когда ты придешь в себя, один человек. Ему есть что тебе рассказать. Ты как, готова, или разговор лучше отложить до того времени, когда ты более-менее окрепнешь?
Ника собралась ответить, что чувствует себя вполне сносно, но в этот момент дверь приоткрылась, и в палату вошла молодая женщина в белом халате, а следом за ней – высокий седой мужчина в круглых очках на крючковатом носу.
– Осмотр, – сказал он, глядя на Нику поверх очков.
Медсестра попросила Егора выйти, и он безропотно поднялся.
Осмотром доктор остался удовлетворен, сказал, что опасность Нике не угрожает, но ей придется еще какое-то время провести в больнице.
После осмотра принесли на подносе ужин, и, пока Ника ела куриное филе с картофельным пюре, Егор, вернувшийся в палату, молча сидел с ней рядом. А когда она закончила ужинать, сказал, что скоро вернется, и вышел.
Ждать пришлось довольно долго, но, когда дверь снова открылась, на пороге возник не Егор, а незнакомый старик. Высокий, с не по-стариковски выпрямленными плечами, с густой седой бородой и беспокойством в ярких голубых глазах.
– Здравствуй, дочка, – сказал он.
Девушка молча кивнула.
– Я по просьбе Егора Станиславовича… В общем, поговорить мне с тобой надо, рассказать кое-что.
Он неуверенно оглянулся на стул, и Ника приободрила старика улыбкой.
– Зовут меня Иваном Потаповым, – начал он, как присел. – Но это не настоящее имя, хотя я прожил с ним почти пятнадцать лет. На самом деле зовут меня Кузьмой Крохиным.
Ника внешне никак не высказала своего удивления. Старик отвлекся на приоткрывшуюся дверь и вопросительно взглянул на вошедшего Егора, будто ища у того поддержки.
– Не волнуйтесь, Кузьма, – правильно понял его взгляд Егор. – Расскажите Нике все, что рассказали мне вчера.
– Не знаю, с чего начать… Если с самого начала – история может получиться долгой.
– У меня есть время и силы, чтобы выслушать вас, – улыбнулась Ника, удобней устраиваясь на подушках.
– История моя вам покажется неправдоподобной…
– Кузьма, давайте без сантиментов. Я вам поверил, значит, поверит и Ника, – оборвал оправдания старика Егор.
Тот вздохнул и начал:
– Я родился в деревне Пескарки. До одиннадцати лет прожил в родительском доме. У родителей я был единственным сыном. Моя мать рано умерла, скончалась во вторых родах, младенец тоже не выжил. Отец после смерти матери привел в дом другую женщину. Его можно понять, вести одному хозяйство тяжело. Я хоть и помогал ему, но заменить женщину в доме не мог.
Жизнь с мачехой – несладкая. Поначалу мы как-то ладили, но, когда мачеха забеременела, житья мне совсем не стало. Попрекали и лишним куском, и моим бездельем, хоть я старался угодить и отцу, и мачехе, выполнял домашнюю работу. И я решил сбежать, дойти до города и там попроситься к кому-нибудь в работники. Но я сбился с пути, проголодался, замерз и чуть было не погиб. Меня нашел один старик…
– Все прям как в рукописи Эдички! – воскликнула Ника.
Кузьма покосился на нее, помолчал и горестно вздохнул:
– К вашему другу мы еще вернемся, позже. Но вы правы, он в самом деле описал некоторые события из моей биографии в своем романе. Я видел отрывки и могу вам сказать, что вымысла там практически нет. Так вот, как я уже сказал, меня, одиннадцатилетнего мальчишку, подобрал один старик. Отогрел, откормил, вылечил и оставил у себя. Этот старик, Прохор, был местным знахарем, местные его уважали шибко. Да и я его боготворил – потому, что был ему благодарен за спасение и за то, что он меня оставил у себя.
Жили мы не в самой деревне, а на окраине поля: Прохор любил уединение.
– Так, значит, домик, в котором мы ночевали, был домом того самого Прохора, старика из рукописи? – быстро спросила Ника.
– Да. Там он жил, там жил и я долгое время. Вначале я помогал старику только по хозяйству. Потом, увидев, что я довольно смышленый, Прохор стал понемногу посвящать меня в свои премудрости. Он обучил меня распознавать травы, собирать их и правильно хранить, делать настойки и отвары… Он был талантливым травником, этот Прохор. Да и я, нескромно похвалюсь, схватывал все на лету. Прохор хотел на этом и остановиться, но я высказал горячее желание обучиться целительству. Мой спаситель вначале долго не соглашался, ссылался на то, что эти знания не принесут мне счастья, что плата за посвящение в тайны будет очень высока (тогда я не придал этим словам значения, но позже мне открылся их чудовищный смысл). Но я был настойчив. И в итоге Прохор сдался, сказав, что у меня есть способности и сила, правда, на тот момент еще не раскрытая. И он взялся за мое обучение. Признаться, многое, через что мне пришлось пройти, не имело, на первый взгляд, никакого отношения к целительству. Я закалялся телом и духом, выполняя задания тяжелые и в психологическом, и в физическом смысле. Все это было нужно, чтобы открылась моя скрытая сила, без которой мне было не стать таким же чудесным врачевателем, как Прохор.