А потом, бросив вещи на песок, с разбега рухнули в прохладные объятия моря, поднимая тучи брызг и пугая чаек.
Мы плескались с такой детской радостью, будто было нам всего по семь лет. Играли в догонялки, плавали наперегонки вдоль берега – от одной скалы к другой. Ныряли, выбегали обратно на песок, чтобы через пять минут вновь с визгами и брызгами окунуться в прохладную воду. Когда я в очередной раз уплывала от Рауля, он догнал меня, но не хлопнул ладонью по спине, как раньше, давая этим понять, что теперь моя очередь догонять его, а вдруг поднырнул, подхватил меня и выпрямился, держа на руках над водой. В первый момент мне подумалось, что он придумал новую проказу и собирается бросить меня в воду, и завизжала. Но он, наклонившись ко мне, оборвал визг поцелуем.
Я вновь была влюблена, и меня не смущало то, что это произошло так быстро. Стремительно. Я считала, что во время развода эмоционально высохла, как высыхают, превращаясь в хворост, лишенные живых соков обломанные ветки. Я действительно стала хворостом… настолько сухим, что лишь одной искры оказалось достаточно для того, чтобы разгорелся костер.
В Рауля невозможно было не влюбиться, а мое сердце открылось для него еще тогда, когда я услышала впервые его песню. Я забыла обо всем, не только о том, что мне уже не семнадцать лет, когда влюбляешься просто потому, что тебе подарили улыбку, или потому, что твой герой похож на актера с постера, или потому, что он – самый популярный парень на курсе. Да, я влюбилась так, как влюбляются юные девы – не в человека, о котором я мало что знала, а в дорисованный собственными фантазиями образ. Но сейчас не думала о том, что завтра, возможно, реальность растопит воск моих крыльев и я полечу вниз, теряя, словно перья, иллюзии. Неважно. Я живу сегодняшним днем, текущим моментом, в котором я счастлива так, как не была счастлива ни разу в жизни. Даже с бывшим мужем.
Накупавшиеся, мы сидели на расстеленном полотенце и ели прохладную сочную дыню. Сладкий сок сочился сквозь пальцы, и Рауль сцеловывал его с моих запястьев. А потом кормил меня дыней из своих рук. И было в этом больше интимности, чем в занятиях любовью. Больше, чем в подсмотренном мною его жесте, которым он убирал прядь волос с лица другой девушки. Теперь тот жест не казался мне таким уж красноречивым, нежным. Рауль поцелуями моих запястий признался мне в чувствах куда более откровенно.
Ушли мы с пляжа в обеденное время. Но не стали возвращаться домой. Рауль повез меня в ресторан, в котором, с его слов, готовили самый вкусный на всем побережье суп из рыбы и морепродуктов, а также мясо по какому-то особому, тщательно оберегаемому рецепту. Еда и в самом деле была божественной. А мы – до такой степени проголодавшимися, будто оба просидели на жесткой диете внушительный срок. Мне не хотелось, чтобы этот день заканчивался. Я с тревогой ожидала, что сейчас Рауль объявит, что пора возвращаться домой, и, чтобы еще немного отодвинуть этот печальный момент, съела десерт, хоть уже была сытой.
Но у Рауля имелся другой план.
– Хочешь, я покажу тебе все самые красивые пляжи в этих местах?
Произнес он это таким заговорщицким тоном, будто спрашивал, хочу ли я видеть шкатулку с драгоценными жемчужинами, добытыми им собственноручно.
Впрочем, все те пляжи, которые он мне показал в этот день, действительно были жемчужинами. Мы переезжали с одного на другой, купались, целовались, вновь садились на мотоцикл и ехали дальше.
– Если бы у нас было больше времени… – в какой-то момент, созерцая окунувшееся в море солнце, с горечью произнесла я.
– У нас будет много времени. Целая жизнь. Нет, вечность. Достаточно? – усмехнулся Рауль.
Я не стала уточнять, что он имел в виду. Просто позволила ему вновь везти меня навстречу приключениям и романтике.
Мы так и не вернулись в Санрок в тот день. Рауль сказал, что мы находимся достаточно далеко от дома. Поэтому мы остановились на ночь в придорожном, показавшемся нам более-менее приличным мотеле. И провели такую ночь, которую я поклялась запомнить на всю жизнь.
Утро мы опять встретили на пляже, пообедали и, как ни печально, отправились в обратный путь.
– Выпьем кофе? – спросил Рауль, когда мы уже приехали в наш поселок. Кофе – это еще четверть часа, на которые можно отодвинуть разлуку.
– Давай, – с радостью согласилась я.
– Поехали в бар, в котором проходил фестиваль. Кофе там, на мой взгляд, самый вкусный в Санроке.
Мне было все равно, куда. Лишь бы с ним.
В баре оказалось довольно многолюдно и шумно, но мы заняли столик в укромной нише. И проболтали еще час вместо пятнадцати минут. В один из моментов нас ненадолго прервали: к столику подошел поздороваться молодой человек, которого Рауль представил мне как бас-гитариста из группы. На приглашение присесть за столик молодой человек ответил отказом, и, надо сказать, я этому не огорчилась.
– Где-то я его уже встречала, – сказала я после того, когда знакомый Рауля ушел.
– На концерте, где же еще, – пожал плечами Рауль.
Я согласилась, хотя была уверена, что видела этого коренастого, широкоплечего молодого человека с завязанными в хвост волосами и хищными ноздрями в другой обстановке. Где и когда – вспомнила уже после того, как мы ушли из бара. В одном из своих снов, где же еще… В ту ночь, когда я пожелала увидеть незнакомого мне исполнителя песни. Уже позже я поняла, что приснился мне совсем не Рауль, хоть сон и имел к нему какое-то отношение.
– Что-то не так? – спросил Рауль, заметив, что я задумалась.
– Нет, нет, все так, – я поспешно ему улыбнулась.
Почему мне кажется, будто от гитариста исходит какая-то опасность? Был ли тот сон предупреждением? И как это соотносится с Раулем?
Мы оставили мотоцикл Рауля возле кафе и отправились к моему дому пешком. Когда подошли к фабрике, вновь заговорили о ней. Разговор начала я, признавшись вдруг Раулю в том, что меня с раннего возраста преследует боязнь заброшенных заводских зданий.
– Они мне снятся, с детства снятся, эти кошмарные умершие цеха, проржавевшие лестницы и заброшенные кабинеты с полуистлевшим содержимым раздолбанных шкафов.
– Может, сны порождены «генетической памятью», или как там еще это называется? – предположил Рауль серьезно, хотя я опасалась того, что он высмеет меня. – Ведь Ану Марию, твою возможную прабабку, убили на фабрике.
– Может быть, Рауль, может быть… – проговорила я задумчиво. – Но мои страхи связаны не столько с тем убийством, случившимся в прошлом, сколько со странным предчувствием, что трагедия, моя личная трагедия, еще должна произойти. Будто кто-то ожидает меня на этой проклятой фабрике. Все предрешено, это мой путь. И как бы я ни пыталась избежать этого, ничего не выйдет. В один день я войду на заводскую территорию с тем, чтобы уже никогда не вернуться. Это не паранойя, Рауль. Смотри, если я раньше видела просто сны, то сейчас оказалась от этой фабрики в непосредственной близости.