В некоторой степени он уже отрезал себя от Сантароги — осознал Десейн. Бандероль с Джасперсом, которую он послал Селадору для анализа, постоянно всплывала в его мыслях. Именно тогда он начал отдаляться от Сантароги.
Это был символический жест, ничего более, но какая-то его часть уже в момент отправления бандероли знала, что какой бы продукт Джасперса там ни содержался, он прибудет к адресату в разложившемся состоянии. Десейн понял, что он бросил открытый вызов сантарожской части самого себя.
«Поступал ли так Бурдо? — подумал он. — Какими посылками обменивался он с адресатом из Луизианы?»
Бандероль, отправленная Селадору, — глупость. Он вспомнил, как мальчишкой бросал камни в кота, который находился слишком далеко от него, и камни не долетали. Серый кот. Он вспомнил, как внезапно смолкли птицы в тетушкином саду, заметив крадущегося серого кота… недолет камня.
Паже был серым котом.
Кот в саду посмотрел вверх, на мгновение удивленный звуком упавшего неподалеку камня, оценил ситуацию и продолжил охоту, выказывая негодующее презрение к ребенку, находившемуся слишком далеко, чтобы представлять собой угрозу.
Что же сделал Паже?
Внезапно на Десейна снизошло озарение, он почувствовал себя окрыленным. И в эту секунду он понял, почему чувствует себя таким ужасно одиноким. У него не было своего места в этом деловитом улье-общине, не было возможности уйти от мыслей, одолевавших его. Каковы бы ни были его решения, независимо от последствий — это были его решения. Возможно, Селадора ждет позор за провал агента. Возможно, менее щедрыми станут дотации, получаемые университетом от государства и частных лиц. Но все дело было в том — и это было главное, — что Сантарога могла быть уничтожена.
И все из-за решения, которое на самом деле было просто жестом, попыткой одинокого человека, чьи мысли витали в фантазиях, кружась вокруг одинокого ворона и серого кота, доказать что-то самому себе.
Настал момент для позитивных действий, но единственное, что пришло ему в голову, это снова залезть в кузов и поесть.
Когда он занялся приготовлением яичницы в замкнутом пространстве кузова, машина протестующе поскрипывала. Голод мучал Десейна, но эта нища не лезла в горло. Он знал, чего хотел — того, от чего сбежал сюда, того, чего так жаждало его тело, и невыносимая эта боль вскоре стала его сутью…
Джасперс.
Десейн посмотрел через окно на звезды — яркие прорехи в темном балахоне вселенной. Они усиливали его чувство одиночества. Он резко отвел взгляд в сторону. С наступлением темноты он включил лампу, висевшую на стенке кузова, и вернулся к своим записям. Он понимал, что должен чем-то занять свои мысли, но смрадный запах стоянки постоянно вторгался в их течение. Грузовик был крохотным мирком с резко очерченными границами, но влияние внешнего мира прорывалось сюда.
Записи… В них были те же вопросы, мучавшие его все это время: Где дети? В чем Джасперс ошибается, в результате чего появляются зомби? Как может вся коммуна быть подсознательно настроена на желание убить человека? В чем сущность Джасперса? Что это такое? Что он делает с химической структурой человеческого организма?
Десейн сознавал всю опасность ответов. В самих вопросах таился и ответ. Именно при помощи прощупывания сантарожцы и настраиваются против вмешательства извне.
Он должен был сделать это. Как ребенок, который не поймет, что нельзя совать руку в огонь, пока не обожжется, он должен был сделать это. Но, сделав, сможет ли он затем вернуться и рассказать всю правду команде Мейера Дэвидсона?
Если он действительно найдет ответы на свои вопросы и решится сделать полный и честный отчет, позволит ли ему Сантарога поступить так?
Десейн понимал, что тут задействованы силы, против которых он не более чем свеча, мерцающая во время бури.
Услышав шаги по песку, он погасил свет, открыл дверь и выглянул из кузова.
Со стороны шоссе к грузовику приблизилась призрачная фигура — то ли женщина в коротком платье, то ли невысокий мужчина в пиджаке.
— Кто там? — крикнул Десейн.
— Джил!
— Дженни!
Он выпрыгнул из машины и пошел ей навстречу.
— Я думал, ты не придешь. Ты ведь сказала мне…
— Прошу тебя, не подходи ближе, — сказала Дженни, остановившись в десяти шагах от него.
В ее голосе слышался какой-то странный надрыв. Десейн был растерян.
— Джил, если ты не собираешься возвращаться к дяде Ларри, то должен покинуть долину, — сказала она.
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
— Ты должен.
— Почему?
— Я… они хотят, чтобы ты уехал.
— Что я сделал?
— Ты опасен для нас. Мы все знаем об этом. Мы можем чувствовать это — ты опасен.
— Дженни… неужели ты думаешь, что я могу причинить тебе вред?
— Не знаю! Я знаю лишь то, что ты опасен.
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
— Я приказываю тебе уехать.
— Приказываешь мне? — в его голосе звучали истерические нотки.
— Джил, прошу тебя.
— Я не могу уехать, Джен. Не могу.
— Ты должен.
— Нет. Не могу.
— Тогда возвращайся к дяде Ларри. Мы позаботимся о тебе.
— Даже в том случае, если я превращусь в зомби? Ты будешь заботиться обо мне?
— Не говори так!
— Но ведь это возможно, не так ли?
— Дорогой, мы в любом случае позаботимся о тебе!
— Вы заботитесь только о себе.
— Конечно.
— Дженни, ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — тихо спросил Десейн.
— Знаю, — прошептала девушка.
— Тогда почему ты делаешь это со мной?
— Ничего мы с тобой не делаем! — сквозь рыдания выкрикнула девушка. — Это ты делаешь… все это случилось из-за тебя.
— Я делаю единственное, что я должен.
— Ты ничего не должен делать.
— Ты хочешь, чтобы я говорил неправду… лгал?
— Джил, умоляю тебя. Ради меня… ради себя — уезжай!
— Или же вернуться к дяде Ларри?
— Другого выбора нет.
— А что случится, если я не сделаю ни того, ни другого?
— Если ты действительно любишь меня… Джил, я не смогу выдержать… если…
Слезы мешали ей говорить. Десейн направился к девушке.
— Дженни, не надо.
Внезапно она перестала плакать и начала отступать от него, тряся головой.
— Не подходи ко мне!