Братья Вырезубовы уже решили все свои дела. Коробки со свежесрезанными розами отдали Тарасу, учтиво называя его “дядя Тарас” и на “вы”. Хохол же поинтересовался, как поживает Наталья Евдокимовна, и когда узнал, что женщина в больнице, посочувствовал братьям, попросил, чтобы те передали поклон матери.
– С удовольствием передадим, дядя Тарас, – сказал Григорий.
– Минут через пятнадцать подскочите за деньгами, мне как раз подвезут.
– Хорошо.
Хохол направился к киоску, а братья Вырезубовы прошлись по цветочным рядам, брезгливо морщась, – они всегда так смотрели на цветы, выращенные другими, – и направились к своему автомобилю.
С Абебой Вырезубовы столкнулись лоб в лоб.
– Здорово, братья! – крикнул эфиоп, заглядывая в глаза то Григорию, то Илье.
– Здорово, – сказал Илья.
Григорий посмотрел в сторону и сплюнул под ноги, – “друзья, прекрасен наш союз!” – выкрикнул Абеба знаменитую фразу из Александра Сергеевича. – Мне цветы нужны, – позарез нужны, женщинам нужны цветы! У меня и деньги есть. Ну, конечно, если недорого…
– Тебе нужны цветы? – братья переглянулись, и этот взгляд все решил.
– Ты знаешь, как обрадуется мама? – почти шепотом, с придыханием, произнес Григорий.
– Мама?
– Да-да, обрадуется! Это для нее будет такой подарок, просто закачаешься! А?
– Точно, брат, – Илья потер руку об руку. – Ладно, нужны цветы, так пойдем. Сколько тебе?
– Штук пятнадцать, два букета.
Абеба абсолютно не ориентировался ни в стоимости цветов, ни в их качестве. Единственное, что он знал, так это то, что братья Вырезубовы привозили к вокзалу самые хорошие и дешевые розы.
– Иди за нами, только не так близко, – наморщив лоб и скривив губы, зло буркнул на эфиопа Григорий. – Иди за нами шагах в десяти. А ты, Илья, сбегай к хохлу, деньги возьми.
– Деньги завтра возьмем!
– И то верно, – сказал брат.
Они направились к машине, оглядываясь по сторонам. За ними никто не наблюдал, кроме пьяноватого бомжа, приятеля эфиопа.
– Знаете что, друзья, я не покупал цветы уже лет десять.
Братья опять переглянулись, и каждый из них подумал примерно одно и то же: “Ну, чертов эфиоп, больше ты их уже никогда покупать не станешь, мы постараемся”.
– Да, мама будет рада. Завтра заберем ее из больницы и приготовим подарок.
– Что-что? Какой подарок? – эфиоп забежал наперед и посмотрел на Григория. – – Я тебе сказал, где идти! – как на собаку, рыкнул Илья. – На десять шагов позади нас!
Когда троица добралась до фургона, братья опять переглянулись. Илья залез в кабину, а Григорий, поигрывая связкой ключей, подошел и открыл заднюю дверь микроавтобуса.
– Залезай, бери в коробке, в длинной. Эфиоп на четвереньках пополз по днищу, микроавтобус немного качнулся.
– В какой коробке? Здесь же ничего нет! – эфиоп открыл одну, вторую, обе были пусты.
– Сюда, сюда ползи, – позвал его Илья Вырезубов, сидевший на водительском месте. – Вот, нагнись, загляни в эту.
Последняя коробка лежала у стенки. Эфиоп потянулся к ней грязными черными руками. Илья вытащил из-под сиденья монтировку, и, когда Абеба поднял картонную крышку и в его глазах возник недоуменный вопрос, дескать, последняя коробка пуста, как новенький гроб без покойника, коротко взмахнул ею. Илья нанес удар, резкий и точный, но не очень сильный, все-таки он боялся проломить эфиопу череп. Ойкнув, Абеба осел, а затем распластался.
Григорий уже был в салоне.
– Веревку давай и скотч! Скорее! – подгонял он Илью.
Тот вытащил из ящика белый бельевой шнур и широкую ленту. Вначале Григорий связал эфиопу руки и ноги, затем заклеил рот. Аккуратно уложил добычу вдоль борта, прикрыл длинными картонными ящиками, а затем перемахнул на сиденье.
– Ну, порядок, – потирая руки, сладострастно улыбаясь, шептал он. – Вот мать будет довольна. Ведь она не ожидает, что мы с тобой так расстараемся. Вот и отметим юбилей Александра Сергеевича Пушкина, сожрем его на праздник, сколько там до него дней осталось?
– Телевизор скажет! Сожрем со всеми потрохами, – сказал Вырезубов, взял чистую тряпку и протер стекло с внутренней стороны.
– А за деньгами?
– Потом заберем.
– Непорядок, надо сходить за деньгами. Мама этого не любит.
– Она не вспомнит, завтра заберем деньги. Никуда хохол не денется. Он без нас пропадет. Мы ему привозим самые хорошие цветы. Мы их выращиваем, срезаем и доставляем в Москву. Так что деньги он отдаст. А если нет, то пошлем его на фиг, к нам и так очередь, желающих работать с Вырезубовыми хоть отбавляй!
– Мама сказала работать с Тарасом.
– Поехали, брат!
Мотор загудел, и фургон медленно, соблюдая все правила, поехал по кольцу.
Илья включил приемник, поймал какую-то радиостанцию и услышал: “До юбилея Александра Сергеевича Пушкина осталось пять дней”.
– Пять дней! Гриша, ты слышишь, всего лишь пять дней! – он ударил кулаком по приборной панели. – Через пять дней мы Пушкина сожрем.
– Может, приготовим его на вертеле?
– Мама сама решит, как его лучше оприходовать. Вымоем его, вычистим… – мечтательно говорил Григорий, глядя на небо, по которому летели похожие на пушечные взрывы облака.
– Худоватый он какой-то, – заметил Илья.
– Ничего, это не самое страшное, это даже хорошо. Разговор братьев Вырезубовых со стороны выглядел полностью идиотским, и если бы кто-нибудь его слушал, то наверняка подумал, что братья Вырезубовы впали в детство или играют в какую-то игру, правила которой известны им и никому более.
Сергей Дорогин уже в третий раз посмотрел на часы. Прошло не десять и не пятнадцать минут, а полчаса. Абебы все еще не было.
– Чертовщина какая-то! – сказал он, обращаясь к Белкиной.
Та перед этим о чем-то оживленно разговаривала с Тамарой.
– Что ты говоришь, Сергей?
– Говорю, чертовщина какая-то! Ушел наш Абеба.
– Ты, наверное, ему денег дал? – с завидной прозорливостью заметила Белкина.
Дорогин на замечание Варвары ничего не ответил.
– Так дал или нет, Сергей? – проявляя женскую солидарность, задала вопрос Тамара.
– Ну дал, дал. – И что из того?
– Зачем ты ему деньги давал?
– Чтобы он вам цветы купил по поводу окончания этого гнусного инцидента.
– Зачем нам цветы? Поехали, чего мы его будем ждать? Пропил твои деньги Пушкин.