— Это точно, относительно Перуджи?
— Можешь не сомневаться.
— Это объясняет, почему они так мало сообщают.
— Согласен, — Джанверт подошел к кушетке и сел рядом с Кловис, взял ее за руку и принялся поглаживать мягкую кожу.
— Мне страшно, — добавил он. — Мне впервые за все время работы в этом грязном бизнесе по-настоящему страшно. Я всегда знал, что им совершенно на нас наплевать, но Перуджи… — Джанверт конвульсивно проглотил комок в горле. — Я думаю, он гордится тем, сколько людей может пустить в расход, и его абсолютно не заботит, чьи это люди — наши или чужие.
— Ради Бога, не дай ему догадаться о своих чувствах, — произнесла Кловис.
— О, разумеется. Я буду счастливым Коротышкой, всегда готовым плюнуть на все и расплыться в улыбке.
— Ты думаешь, мы отправимся сегодня?
— Самое позднее — ночью.
— Я часто думала о Перуджи, — сказала Кловис. — Спрашивала себя, кто он в действительности. Это странное имя и все такое.
— По крайней мере, у него есть имя, — заметил Джанверт. — Шеф…
— Даже не думай об этом, — предупредила она.
— А спрашивала ли ты когда-нибудь себя — мы и в самом деле работаем на правительство? Или… Не являются ли наши шефы невидимым правительством?
— Если уж ты хочешь узнать мое мнение, то я вообще не желаю ничего об этом слышать, — отрезала она.
— Хорошо то, что безопасно, — прокомментировал Джанверт. Он отпустил ее руку, встал и вновь беспокойно зашагал по комнате. Кловис, конечно, права. Это место прослушивается. Они точно знали, куда ему позвонить. Тут ничего не поделаешь: если твоя работа заключается в том, чтобы сделать мир прозрачным, как аквариум, то ты и сам оказываешься в этом аквариуме. Вся хитрость в том, как стать рыбаком.
Из «Руководства по Улью»:
«План построения нашего кооперативного общества вырисовывается через отбор работников, производителей и других специалистов, а также через развитие общего сознания Улья с помощью имеющихся у нас химических и механических средств. План следует внедрять с неуклонностью, которую необходимо соблюдать с величайшей тщательностью. Ибо каждое новое поколение является продолжением предыдущего, а каждый индивидуум — дополнением других. Учитывая эти обстоятельства, мы и должны строить наше место во Вселенной».
Когда Хельстром появился в студии, занимавшей большую часть северной половины сарая, молодая женщина, ассистент продюсера, работавшая неподалеку с застекленным ульем, махнула рукой, чтобы привлечь его внимание. Хельстром несколько секунд колебался, разрываясь между желанием немедленно подняться наверх на командный пост и пониманием, что необходимо поддерживать вид ничем не нарушаемого рабочего ритма. Он, конечно, узнал женщину — одну из немногочисленной группы, имеющей право на ограниченный контакт с чужаками. Она пришла посмотреть на работу над фильмом на законных основаниях. Девушка принадлежала к генетической ветви Нильс-8, не вполне удачной и требующей доработки в бридинг-процессе. Они проявляли вкусы чужаков, как и ФЭНСИ-линия.
Он заметил, что члены второй съемочной группы столпились вокруг улья в стеклянном ящике, сложив руки. Сцена говорила, что работа застопорилась. Это может дорого стоить. Хельстром взвесил важность проблем. На Старого Харви, несомненно, можно положиться — он выполнит все приказания. А прокат фильма принесет довольно внушительную сумму денег. Хельстром изменил направление движения и зашагал в сторону скучающей съемочной группы и ассистентки. У нее было некрасивое лицо, которое явно не украшали огромные очки, светлые волосы были стянуты на затылке в пучок. Она имела полное и, очевидно, плодовитое тело. Хельстром лениво спросил себя, проверяли ли ее на способность к деторождению.
Подойдя, он обратился к ней, назвав по Внешнему имени:
— В чем дело, Стелла?
— У нас возникли неожиданные трудности с этим ульем, и я хотела позвать Фэнси на помощь, но мне ответили, что вы дали ей другое задание, и ее нельзя отрывать.
— Да, все правильно, — сказал Хельстром, отмстив, что кто-то слишком буквально понял его инструкции о наблюдении за Фэнси. — Так что же случилось с вашими пчелками?
— Они набрасываются на королеву каждый раз, когда мы пытаемся вытащить ее, чтобы сфотографировать. В последний раз, когда это случилось, Фэнси велела позвать ее, мол, тогда она поможет.
— А что делать, если не удастся ее позвать, она не сказала?
— Она предложила добавить транквилизатор в питатель и воздух.
— Вы уже пробовали?
— Нам бы хотелось, чтобы пчелы были более активными.
— Понятно. А Фэнси не говорила о возможной причине?
— Она считает, что все дело в воздухе — возможно, в атмосферном электричестве или в химических веществах, испускаемых нашими телами.
— А можем ли мы сейчас снять этих пчел?
— Эд думает, что да. Он хотел еще раньше обратиться к вам, чтобы узнать, сможете ли вы поучаствовать в одной из съемок в лаборатории.
— Когда он хотел начать съемки?
— Сегодня вечером, вероятно, часов в восемь.
Хельстром помолчал, задумавшись о проблемах, требующих немедленного разрешения.
— Думаю, что смогу освободиться к восьми часам. Скажи Эду, пусть приготовится. Днем я посплю и, если что, смогу работать всю ночь, — он повернулся и пошел прочь, успокоившись: теперь все должно пойти, как по маслу. В этих пчелах он увидел метафору собственного Улья. Если Улей взбудоражится, то все пойдет наперекосяк. Работники станут действовать по своему усмотрению. Он просигналил оператору крана в центре студии, показал на себя и вверх, на вход в командный пост.
Клеть, подвешенная на длинной стреле крана, опустилась на пол студии с молчаливым изяществом богомола, настигающего свою добычу. Хельстром шагнул в клеть, и она подняла его вверх по широкой дуге, переместив на выступающую площадку верхнего этажа. Выходя из клети, Хельстром подумал, что это устройство обеспечивает меры безопасности и при этом служит в качестве ширмы. Никто не может забраться сюда без помощи оператора крана, и в то же время кран совершенно естественно воспринимается как лифт, создавая впечатление отсутствия иного пути для доступа в секцию Службы Безопасности.
Верхний этаж охватывал центральный колодец в половину протяженности сарая по периметру. Другая половина скрывала отдушины вентиляторов с проходами для визуального наблюдения за верхними подступами к долине. Канаты были аккуратно сложены витками и лежали на полу через равные промежутки, причем каждый канат прикреплялся к одной из перекладин перил. Эти канаты предназначались для аварийного спуска на нижний этаж студии, и работники Улья регулярно тренировались, хотя еще ни разу необходимости не возникло. Ни канаты, ни внутренняя стена за проходом, ни двери, ведущие в различные помещения Службы Безопасности, не были видны с нижнего этажа студии.