— Вы дурак, Мерривейл, — сказал Перуджи. — Вы потеряли трех опытных агентов.
— Инструкции для меня были точными, вы знаете это, — ответил Мерривейл.
— И получая их, вы делали то, что считали правильным?
— Естественно, — Мерривейл ощутил пот под воротничком и потер пальцем шею. — Мы не знали наверняка, что произошло с Портером. Вы велели мне послать его одного. Это ваши же слова.
— А когда Портер… просто исчез?
— Вы сами говорили, что у него были личные причины, чтобы исчезнуть!
— Какие еще личные причины? Послужной список Портера — один из лучших.
— Но вы же сказали, что он поссорился с женой.
— Разве? Я этого не помню.
«Итак, вот в чем дело», — подумал Мерривейл. Живот его стянулся в тугой узел боли.
— Вы же знаете, что это было ваше предложение: в качестве возможного прикрытия послать команду из двух человек, но с теми же инструкциями.
— Я ничего такого не помню, Мерривейл. Вы послали Депо и Гринелли в эту орегонскую крысиную дыру, а теперь сидите здесь со своими извинениями. Когда пропал Портер, вам следовало бы отправить официальный запрос об отпускнике, пропавшем предположительно в этом районе.
«Ага, вот как ты собираешься выкручиваться! — подумал Мерривейл. — Если дело пройдет удачно, Перуджи получит все лавры, а если нет, вина падет на меня. Ловко придумано!»
А вслух сказал:
— Думаю, именно с этого вы и начнете, когда прибудете в Орегон.
— Вы чертовски догадливы!
«Вероятно, шеф слушает нас, — подумал Мерривейл. — О Боже! Надо же было мне так влипнуть!»
— Вы уже сообщили новым командам, что я лично стану руководить операцией? — спросил Перуджи.
— Я сказал им это на совещании, с которого вы меня вызвали.
— Прекрасно. Я вылетаю самое позднее через час и встречу новые команды в Портленде.
— Я сообщу, — сказал Мерривейл с покорностью судьбе.
— И скажите им следующее: мне нужно, и это особо подчеркните, чтобы операция проводилась с предельной осторожностью. Никакой показухи, ясно? У Хельстрома влиятельные друзья, и не стоит напоминать, какая взрывоопасная штука эта экология. Хельстром сказал нужные слова нужным людям, и теперь его считают экологическим мессией. К счастью, есть и другие, те, кто понимает, что это — сумасшедший фанатик, и я не сомневаюсь в успехе. Вам все ясно?
— Да, — Мерривейл не пытался скрыть горечи. Шеф, безусловно, прислушивался к словам Перуджи. Это какое-то театрализованное представление, подготовка козла отпущения. И этот козел отпущения, естественно, он, Мерривейл.
— Сомневаюсь, и сильно, что вы меня правильно поняли, — заметил Перуджи, — но, вероятно, все же уразумели достаточно, чтобы следовать моим инструкциям, не допуская постыдных ошибок. Незамедлительно примите это к сведению.
На линии раздался резкий щелчок.
Мерривейл вздохнул и положил трубку на место. Все ясно и так. Должен жонглировать тем, что есть. А если он что-то упустит, пальцы будут показывать только в одном направлении. Ладно, он и прежде попадал в подобные переделки; впрочем, и сам не раз подставлял других. Имеется только один выход. Необходимо переложить ответственность, но сделать это незаметно, так, чтобы казалось, будто руководство по-прежнему находится в его руках. Естественным кандидатом казался Коротышка Джанверт. Для начала следует назвать Коротышку вторым номером в проекте, сразу после Перуджи. Тот не указал, кого хотел бы видеть своим заместителем, и тем самым допустил ошибку. Если он изменит назначение, что вполне вероятно, тогда станет ответственным за действия нового помощника. Коротышка представлялся удобным выбором. Перуджи несколько раз давал понять, что не до конца доверяет Джанверту. Но этот невысокий человек отличался изобретательностью и находчивостью. Этот выбор следовало отстоять.
Из «Руководства по Улью»:
«Стерилизованный работник — вот источник свободы в любом обществе. Даже дикое общество имеет стерилизованных работников, причем стерильность одних особей обусловлена повышенной плодовитостью других. Стерильные особи не играют никакой роли в свободной творческой жизни дикого общества, а значит, стерилизация эффективна. Таких работников легко распознать. Они не обременены ни интеллектом, ни эмоциями или индивидуальностью. И в этом ни наш Улей, ни насекомые не привносят во Вселенную ничего нового. Что есть у насекомых и что мы у них копируем, так это общество, где работники упорно трудятся над созданием Утопии — совершенного общества».
Второй съемочной группе Хельстрома понадобилось почти шесть часов, чтобы снять в лаборатории эпизод с мышами и осами. И даже тогда Хельстром не был удовлетворен. Он стал весьма чувствительным к художественным достоинствам своих работ и надеялся, что торопливость не слишком скажется на фильме. Требования к качеству, которые он предъявлял, обусловливались не только мыслями о прибыли, которую приносит хорошо отснятый фильм. Ему хотелось качества ради качества, так же, как он желал видеть его в любом элементе Улья.
Качество специалистов, качество жизни, качество творений — все это взаимосвязано.
После съемок Хельстром поднялся в клети наверх, стараясь на время скрыть свое беспокойство. Он не слышал последних сообщений о ночном прочесывании. Поскольку он был занят в эпизоде, то не мог уйти со съемочной площадки даже в самые важные моменты зачистки. До рассвета оставалось еще несколько часов, и проблема пока не решена: женщина, сопровождавшая чужака, до сих пор на свободе.
Одна из главных и постоянных забот Улья — производство работников, способных представлять его во Внешнем мире, которых нельзя подкупить и которые никогда, даже случайно, не выдадут, что находится под Неприступной долиной и окружающими холмами. Хельстром подумал, а не могли ли они пропустить скрытый дефект в бридинге, который и проявился во время поисков. Мужчину быстро захватили на западном лугу за деревьями. Почти сразу же после этого окружили стоянку с фургоном, но женщине каким-то образом удалось уйти. Это казалось невозможным, но никто из поисковой группы не напал на ее след.
В помещении командного поста находилось много работников Службы Безопасности, когда туда вошел Хельстром. Они заметили его появление, но продолжали делать свое дело. Хельстром осмотрел тускло освещенную комнату с чередой экранов, небольшую группу работников, обсуждавших возникшую проблему. Здесь же находился и Салдо — бледнокожий, как и его родительница Фэнси, но с резкими ястребиными чертами лица, унаследованными от отца-чужака. «Это Фэнси умеет», — напомнил себе Хельстром. Она спаривалась во Внешнем мире при первой же возможности, одаривая Улей новыми генами. Место Старого Харви за консолью занял молодой парень из линии Фэнси. Во Внешнем мире он имел имя Тимоти Хансен. Его выбрали из-за притягательной внешности, неотразимо действовавшей на девушек во Внешнем мире. У него был острый проницательный ум, что делало его особенно ценным в кризисных ситуациях. То же относилось ко многим из линии Фэнси, но ярче всего проявилось у Салдо. Хельстром связывал с ним большие надежды еще и потому, что того взял под свою опеку Старый Харви.