Марс со Сникерсом с недоверием смотрели на своего собрата.
– Сумасшедшие – одно слово, – пробормотал Грязнов. – Долго ты там еще кочевряжиться будешь?
– Сейчас, сейчас… – Васька как ни был перепуган, но все же понимал, что отрубить голову, если труп лежит животом на пне, сложно.
Он взял покойника за ноги и оттащил его так, чтобы голова оказалась на широком пне. Сникерс выставил вперед руку и принялся пятиться.
– Что такое? – Грязнов уже собирался ударить сумасшедшего.
– Говорит, что свинья смотрит.
И в самом деле, один глаз у Конопацкого был открыт.
– Смотрит, да не на тебя, – руки у Грязнова тряслись, дрожал и топор в руках у Марса. – Руби, – закричал Грязнов, – руби! – толкая Марса в плечо.
Тот нерешительно подошел к пню и, высоко занеся топор, замер.
– Да что такое, черт побери! А ну, бери сам топор! – Грязнов схватил Ваську за руку и потащил к пню.
В этот момент топор просвистел в воздухе, с хрустом перерубил шею и глубоко вошел в пень. Голова, качнувшись, скатилась в траву. Грязнов удивился, какая сила таится в тщедушном с виду Марсе. Он бы сам не сумел так чисто перерубить шею и так глубоко вогнать топор в дерево.
– Руки обкорнай, только не высоко, одни кисти.
Грязнов действовал по накатанной схеме. Человека безошибочно можно идентифицировать по лицу и отпечаткам пальцев. Если уничтожить голову и руки, то считай, труп опознать уже невозможно, разве что приключится какая-нибудь случайность.
Марс подошел, одной рукой легко вытащил топор из дерева и положил его на траву. Затем показал пальцем на Сникерса и замычал.
– Правильно, – резюмировал Грязнов, – нечего ему без дела стоять, пусть и он поработает.
На удивление, Сникерс абсолютно спокойно поплевал на ладони, взял топор и, даже высоко его не поднимая, отрубил трупу ладони, словно занимался этим каждый день. А затем, широко улыбнувшись, посмотрел на Грязнова, ожидая похвалы. Но даже у того язык не повернулся сказать что-нибудь вроде «спасибо» или «молодец».
– Скажи им, чтобы притащили бак из нержавейки, который стоит на лестнице, с кислотой. Только пусть не обольются.
– Что такое кислота, они знают, – принялся благодушно рассуждать Васька.
К удивлению Грязнова, сумасшедшие боялись не просто трупа, а целого трупа. Расчлененный, он уже для них не был страшен: ни вцепиться, ни укусить не мог, лишь отрубленную голову и руки они обходили с опаской. Грязнов не мог удержаться, чтобы не закурить. Его поташнивало, хоть он в своей жизни насмотрелся всякого, но человеку с относительно нормальной психикой привыкнуть к виду размозженных костей и отрубленных конечностей практически невозможно.
О чем-то по-своему мыча, Марс со Сникерсом не спеша отправились к черному ходу, а затем появились с большим, литров на двадцать, баком из нержавейки, закрытым герметической крышкой. Несли они его осторожно, боясь споткнуться. На этот раз Валерий не подгонял их, не хватало еще, чтобы психи облились кислотой, ведь она для другого нужна.
– Открывай, – скомандовал Валерий, сам удивившись тому, как спокойно прозвучал его голос.
Крышку отбросили, и тут же Грязнов почувствовал едкий запах кислоты. Не помогало даже и то, что дул свежий осенний ветер, влажный, бодрящий.
– Голову и руки внутрь!
– Кто? – спросил Васька, глядя на Грязнова невинными глазами.
– Ты, урод!
– А может, кто-нибудь из них?
– Ты, я сказал!
– Хорошо, только потом мне эта свинья сниться будет, – рассудительно заметил сумасшедший и, отыскав в траве две палки, подцепил ими сначала одну кисть, потом другую. А вот голову ему никак не удавалось взять двумя палками, та выскакивала и с глухим звуком падала на землю.
Потеряв терпение, Грязнов выругался и, взяв отрубленную голову за волосы, осторожно опустил ее в кислоту.
Жидкость уже бурлила, извергая из себя пар и нестерпимо едкий запах.
– Скажи, пусть разрубят то, что осталось, и упакуют в мешки, – Грязнов вытащил из-за пазухи сверток черных мешков для мусора в заводской упаковке и моток капронового шнура. – Только скажи, чтобы аккуратно делали, на два узла завязывали, а не на бантик, психи долбаные!
Марс со Сникерсом, даже не препираясь, принялись за дело. Грязнов слышал, как глухо опускается на мертвое тело топор, как хрустят кости, как с писком лезвие вытаскивается из мокрого дерева. А Васька стоял возле бака с кислотой и, с интересом заглядывая вовнутрь, помешивал содержимое кривой толстой палкой. Время от времени он доставал палку и смотрел на почерневшее от кислоты дерево, от которого поднимался едкий пар.
Сперва в баке раздавался глухой мягкий стук, затем удары стали звонче.
«Значит, мягкие ткани уже растворились, череп стучит, – отметил про себя Грязнов, – еще с полчаса, и от них следа не останется.»
Он обернулся. Марс со Сникерсом уже рассовали по пакетам расчлененное тело и теперь деловито опутывали черные пакеты капроновым шнуром. Завязывали, как и распорядился Грязнов, на два узла. Завязывая первый, Сникерс придерживал его пальцем, чтобы не расползался, а Марс тут же сверху затягивал второй.
Одну за другой Грязнов выкурил четыре сигареты. Наконец Васек вынул палку из бидона с кислотой, та наполовину стала короче..
– Вроде все, не стучит уже.
Грязнов заглянул в чан: в мутной жидкости, все еще дымившейся', плавали на поверхности клочья волос.
– Понесли! – распорядился он и повел Марса со Сникерсом, сгибавшихся под тяжестью бака, к асфальтированной дорожке. – Сюда, – показал он рукой на решетку ливневой канализации.
Ловко, почти ничего не расплескав, сумасшедшие вылили дымящуюся кислоту в ливневый колодец. Марс заглянул на дно бидона и замычал, показывая туда пальцем. Сникерс попытался было сунуть туда руку, но Васька ударил его по пальцам.
– Чего там?
Васька присел на корточки и осторожно заглянул в бидон, придерживая рукой откидную крышку.
– Зубы там золотые, два, – радостно сообщил он.
– Вытряхивай и их.
– Золото.., не надо, – покачал головой Васька.
– Вытряхивай, я сказал!
Жалобно звякнув о дымящуюся стальную решетку, коронки упали на дно колодца.
– А теперь – носить сюда воду, двадцать бидонов, пока запах не исчезнет.
Грязнов еще хотел сказать, чтобы убрали клочья волос с решетки, но потом понял, что вода смоет их. Психи – народ такой, что, если сказал им десять, значит, принесут десять бидонов воды. Скажешь двадцать – будет двадцать, а прикажешь всю ночь носить, будут таскать, пока не упадут от усталости, отлежатся и вновь примутся носить.