— А если... — прерывающимся от волнения голосом начал Павлик. — Если мы торжественно поклянемся, что всегда, каждый день будем убирать за собой посуду...
... и рано ложиться спать, — подхватила Яночка и вдруг кинулась к отцу, закричав страшным голосом:
— Ты ее задушишь!
Пан Хабрович нервно вздрогнул, веревка упала на пол. Только теперь пани Кристина поняла в полной мере, какие чувства переполняют сердца ее детей. Чувства благородные, без всякого сомнения, и подавлять их не стоит.
— Хорошо, — быстро сказала она, — можете ехать с нами. Принесите какую-нибудь тряпку, подстелим для собаки в машине. Павлик бросился в квартиру и вернулся со старой наволочкой. Яночка не двинулась с места, продолжая наблюдать за тем, как отец, ворча сквозь зубы, принялся ловко завязывать веревку на шее собаки. А та, почувствовав на шее веревку, сразу оживилась, привстала, готовая немедленно двинуться к выходу.
— Собака приучена к ошейнику, — сказал пан Хабрович. — И вообще, пес умный, хорошо выдрессированный, послушный. Пошли! Пес охотно спустился с лестницы и радостно выбежал во двор. За воротами он принялся интенсивно нюхать воздух и вдруг застыл на месте, напряженный, как струна, вытянув морду и подняв переднюю лапу. Пан Хабрович от неожиданности остановился, Яночка с Павликом, догоняющие отца, налетели на него.
— Глядите, дети, ведь это охотничья собака! — воскликнул пан Хабрович. — Смотрите, как прекрасно делает стойку!
— Что делает? — не понял Павлик.
— Стойку! Когда почует дичь, становится вот в такую позу. Характерная поза охотничьей собаки, тем самым она дает знать охотнику, что почуяла куропатку, бекаса или какую другую дичь.
— А где же куропатка? — спросила Яночка.
— Я не говорю, что здесь обязательно должна быть куропатка, но вот такую стойку делают охотничьи собаки и на куропаток, — пояснил отец.
Несомненно, собака хорошо выдрессирована. Тем временем пес оживился чрезвычайно. Его трудно было узнать, куда подевались апатия и безразличие. Казалось, он сбросил груз печали, почувствовав хозяйскую руку, и теперь резво бежал по тротуару, интенсивно нюхая воздух и землю и направляясь в сторону автостоянки.
— Возьми-ка веревку, — сказал пан Хабрович дочери, — и беги за ним, куда он потянет, вдруг приведет к себе домой. Возможно, он здесь где-то недалеко живет, может, найдет хозяина. Перехватив веревку, Яночка побежала за собакой, которая стремительно рвалась к автостоянке. Добежав до нее, пес обнюхал всю площадку, рванулся в другую сторону, вернулся на прежнее место и остановился, сразу растеряв всю энергию.
Нет, место явно было ему незнакомо. Оглянувшись на Яночку, собака сделала попытку побежать в другую сторону. Яночка воспротивилась.
— Нет, — решительно сказала она, натянув веревку. — Сейчас мы туда не пойдем. Я понимаю, ты потерялся, но не горюй, песик, мы возьмем тебя. А пока давай сюда, в машину!
— Знаешь, у него такое же воспаление легких, как я прима балерина, — потихоньку сказал пан Хабрович жене, наблюдая за дочерью и собакой. — Просто пес замерз на лестнице, а сейчас — гляди, разогрелся и здоровехонек!
— Тихо, а то дети услышат! — перебила мужа пани Кристина. — И тогда опять начнут умолять, чтобы мы немедленно взяли собаку. А если не возьмем, сочтут нас бессердечными злодеями. И я вовсе не уверена, что собака не больна. Сама слышала, как она хрипло дышала.
В машину собака вошла послушно и даже охотно. Всю дорогу она просидела на старой наволочке, с интересом рассматривая то, что можно было увидеть в окошко, и даже заворчала на какую-то собаку, которая проходила недалеко от машины, когда пан Хабрович остановился, чтобы спросить дорогу. Пес явно чувствовал себя в машине, как дома. А в приюте разыгрались страшные сцены.
И на Яночку, и на собаку с первой же секунды он произвел ужасное впечатление. Запах карболки и других дезинфицирующих средств чувствовался уже на подходах к нему. Собаке не разрешили ознакомиться с новым помещением, не разрешили ничего обнюхать. Сразу же привязали к ручке входной двери в вестибюле. Пес бросился следом за Хабровичами, он потянул за веревку и с оглушительным грохотом захлопнул дверь. Это смертельно испугало его. Яночка поспешила развязать верёвку и осталась в вестибюле вместе с собакой.
Павлик присоединился к ним. Дети чувствовали себя такими же растерянными и несчастными, как и пес. Горло перехватило, сердце отчаянно билось. И этот невыносимый запах.. Отец сказал, что это очень хороший приемник для бездомных животных, что здесь для них созданы идеальные условия, что здесь царит чистота. Яночка так не считала — вон какая ужасная вонь и холод... собачий. И все кругом какое-то чужое, враждебное. А уж изоляторы для собак, боксы за сеткой вдоль длинного коридора и вовсе напоминали камеры для арестантов или преступников, сколько раз ей приходилось читать. Темные, мрачные, страшные. Похоже, мама тоже так считала, потому что стала отцу говорить громким шепотом, что такая ухоженная собака, как их песик, в таком боксе долго не выдержит. Отец ее успокоил: в боксе собака будет находиться только до утра, утром ее осмотрит ветеринар и направит в другое помещение. Да и что ей не понравилось? Вон как чисто, везде порядок, в каждой камере... то есть в каждом боксе подстилка из свежего сена...
— Сено! — презрительно фыркнула пани Кристина. — Это собака, а не коза, зачем ей сено? С тяжелым сердцем передала Яночка отцу конец веревки, замотанной на шее собаки. Умная, послушная собака вдруг стала отчаянно вырываться. В камеру ее втолкнули силой. Пан Хабрович решительно подтащил ее к охапке сена в углу и велел лечь. Громко приказал «лежать! «.Яночка заглянула в несчастные, перепуганные собачьи глаза, и у нее чуть не разорвалось сердце.
— Нет! — отчаянно крикнула девочка. — Не хочу! Не оставлю его здесь! Возьмем его домой! Смотрите, какой он несчастный!
Павлик не кричал, но, стоя рядом с сестрой, всем своим видом показывал, что согласен с ней. Пани Кристина растерялась и не знала, что делать, пан Хабрович не находил убедительных слов. Им на помощь пришла дежурная, женщина средних лет, которая сочувственно наблюдала за этой душераздирающей сценой.
— Ну, ну, успокойтесь, дети, — сказала она. — Не стоит так расстраиваться, ничего страшного. Каждая собака поначалу чувствует себя здесь плохо, через три дня привыкнет и успокоится. А пока ей здесь все чужое, незнакомое...
— Так давайте оставим ему на первое время что-нибудь знакомое! — крикнула Яночка. — Например, меня! Побуду с ним хотя бы до утра! Павлику пришла в голову хорошая идея.
— Оставим ему тряпку, на которой пес сидел в машине! — предложил он. — Наверняка уже привык к ней! Сейчас принесу из машины. Или жалко тряпку?
— Нет, тряпки нам не жалко, — обиделась мама, — но ведь тебе просто так не выйти из приюта, придется просить кого-нибудь опять отпереть тебе калитку.
— Не нужно отпирать, я перелезу через забор.
— Надо было совсем голову потерять, чтобы забрать детей с собой, — недовольно сказал жене пан Хабрович. — Мало мне хлопот и забот, теперь вот еще с собакой возись. Да перестаньте же. кричать! Успокойтесь! — прикрикнул он на детей. Яночка не могла успокоиться. Изо всех сил вцепившись в решетку бокса, она судорожно рыдала, выкрикивая сквозь слезы: