— А кто он? Где он? Его адрес! Фамилия! Не бойтесь, пан Адам, слово даю, никому о вас не скажу, но этот янтарь украден...
Хорошо, что еще об убийстве не ляпнула, дура ненормальная! Вовремя прикусила длинный язык. Ведь обычно люди боятся всяких криминальных историй, замкнется в себе трепетный Адамчик, и слова из него не вытянешь. А вдруг этот посредник его близкий друг? Или из каких других соображений не станет болтать кому попадя, ведь я для него человек посторонний, а посредник может оказаться старым знакомым, постоянным поставщиком, да мало ли еще кем.
Судя по тому, как вилял и заикался Адамчик, ему и в самом деле не хотелось продолжать разговор на щекотливую тему. Тося смотрела на меня осуждающе. Пришлось спасать положение.
— Да вы успокойтесь, пан Адам, купленный вами янтарь совершенно легальный, похищенными были лишь те потрясающие экземпляры, на которые у пана денег не хватило. К счастью! Причем ваш перекупщик может быть совершенно непричастным к краже, янтарь уже мог пройти через десятые руки.
Простодушный Адам явно обрадовался — Это хорошо, проще пани, мне бы не хотелось бросить подозрение на человека, который неоднократно оказывал мне услуги. В конце концов, ведь только благодаря ему я и имею возможность приобретать сырье, не все могут зимой собирать янтарь на берегу моря. Это некий Люциан Орешник, проживает на улице Хожей, дом тридцать шесть. Недалеко от Садовой. Квартира? Двадцать семь. Давно я у него не был, то есть был, но дома не застал, — может, он уже куда переехал...
Я почувствовала себя по гроб жизни обязанной этому трепетному человечку за бесценные сведения и поклялась себе, если упомянутый Люциан Орешник лично не убивал, скрыть его от официальных органов. Вряд ли такой человек, как пан Адам, поддерживал бы с преступником отношения, не мог этот перекупщик быть уголовником! А теперь надо как-то осторожненько подобраться к Орешнику, не спугнуть его, пообщаться по-дружески, вo всяком случае попытаться это сделать.
Оставив наконец и покое Адамчика и Тосю, я покинула их квартиру и прямиком отправилась на Хожую.
К счастью, в тех домах, где имеются лифты, люди но лестницам не снуют, так что мне удалось никем не замеченной подойти к двери нужной квартиры. На кнопку звонка я нажала без особой уверенности, ибо в висящем в холле списке жильцов проживающим здесь значился какой то Фермель, а вовсе не Орешник. Из-за двери послышался дамский голос, интересовавшийся, кто там.
На такой вопрос я никогда в жизни не находила ответа, если из-за двери спрашивали незнакомые. Сообщить свою фамилию? А что в ней толку, чужому человеку она ничего не скажет. Если бы я жила в этом доме или хотя бы рядом, могла бы представиться соседкой. Сказать «свои»? Начнутся расспросы — какие такие свои? Назваться страхагентом или почтальоном мне не пришло в голову, и правильно, человек за дверью сочтет себя обманутым, когда выяснится, что я не имею отношения к почтенным учреждениям. Так что же следует ответить на глупый вопрос «кто там»?
— Не вор! — решительно заявила я.
— А кто же тогда? Немедленно донеслось изнутри.
Это меня добило. Что придумать? Пришлось сразу приступить к делу — Знакомая пана Люциана, нашлась я и спохватилась — тоже не правда.
Женщина за дверью оказалась крепким орешком.
— Какого пана Люциана? — потребовала она уточнения.
— Орешника.
— Не знаю такого.
Ничего не понимаю. Как можно не знать пана Орешника, если сидишь в его квартире? И я проявила настойчивость:
— Вы не можете его не знать. Он здесь живет.
— Ничего подобного! Никакой Орешник тут не прожинает!
— Должен проживать. Пан Корецкий приходил к нему сюда, квартира двадцать семь.
— Никакою пана Корецкого я не знаю.
— Это не имеет значения, зато я его знаю.
— А вы кто?
Круг замкнулся. Сейчас меня хватит кондрашка, эта кретинка меня достанет. Неужели так страшно открыть дверь? Голос у женщины молодой, но не детский, поняла же, черт возьми, что имеет дело тоже с бабой...
И я в отчаянии заговорила:
— Я знакомая пана Орешника. Он тут живет, а если сейчас его нет, то жил раньше. Да откройте же в конце концов, не могу я так орать!
— А вы по какому вопросу?
С трудом подавив желание рявкнуть коротко и однозначно, я прокричала:
— У меня важное сообщение для пана Орешника. Если его нет дома, то скажите, где я могу его найти.
— Понятия не имею!
Господи, вот корова попалась, никаких нервов не хватит! Потеряв терпение, я сама принялась задавать вопросы:
— А пани что там делает? Живете здесь или в гости пришли?
— Да! Нет! А в чем дело?
— Вы там одна? Может, еще есть кто-нибудь, кто знает?
— И вовсе я тут не одна.
— А с кем?
— С мужем.
— Он умер?
— Да что пани такое говорит!
— Так почему же, черт побери, не подает голоса? Пусть подойдет к двери, если боится — с топором в руках. Хотя тут только я, а не сорок разбойников.
До сих пор из-за двери доносился только дамский голос, теперь там возникли какие-то другие звуки. Видимо, отозвался вышеупомянутый муж, пень замшелый, а не муж.
— Хорошо, открываю! — поспешно сообщил женский голос.
Защелкали многочисленные запоры, дверь приотворилась. Не дожидаясь, пока она совсем распахнется, я как метеор ворвалась в прихожую. В квартире оказались девушка и парень. Тощенькая блондинка в халатике с ужасом отшатнулась, парень в шортах и майке стоял на пороге комнаты. На вид оба довольно симпатичные. Парень без топора.
Я взяла инициативу в свои руки.
— Ну и проманежила же меня пани! Закройте наконец дверь и давайте нормально поговорим! — раздраженно предложила я. — Ничего не понимаю, пан Люциан Орешник в этой квартире должен жить.
— А вы не из домоуправления? — с опаской поинтересовался муж.
Десяти минут хватило, чтобы мы подружились и недоразумение разрешилось. Молодая пара обитала здесь без прописки, о пане Люциане Орешнике они действительно не имели понятия, хотя не исключено, что до них в квартире проживал именно он. Квартира же принадлежала их знакомому, точнее, знакомый арендовал ее неофициально у своего приятеля, постоянно пребывавшего за границей. Хозяина они даже не знали. Никогда не видели. А перед соседями и домоуправлением делали вид, что вовсе здесь не живут, только приходят поливать цветочки.
Я не стала уточнять, что думаю о разговоре сквозь запертую дверь и диких криках на лестнице, тем более что, кажется, до них самих дошло. Я же занялась Орешником.