— Может, сказали бы, почему все же задушили Липского-Трупчака, — попросила девушка. — Вдруг нам тоже мотив преступления на что-то сгодится?
Наивная просьба произвела эффект разорвавшейся бомбы. Полицейский даже не смог скрыть, что потрясён. И похоже, именно в потрясении выболтал правду:
— Он видел убийцу Пташинского. Его просто необходимо было ликви…
Оборвав себя на полуслове, майор спешно распрощался и ушёл.
Остались мы с Мартой одни, немного озадаченные.
— Так ведь это любой дурак и сам поймёт, — помолчав, недовольно сказала я. — Слишком много увидел, так что пожалуйте вон. Анита полагала, что он собирался продать свою информацию на аукционе. Кто больше…
— Да кому она нужна, такая информация? — не поверила Марта.
— А ты подумай. И врагу нужна, и заказчику. Если, конечно, во всем этом был заказчик. Представляешь, какую грандиозную сумму он кому-то задолжал! Такую, что предпочёл избавиться от Коти, но долгов не возвращать.
— Может, у него, бедняги, просто не было денег, — предположила Марта.
— А на гонорар для киллера были? — возразила я.
— А сколько берут платные убийцы? Если очень дорого, тогда, пожалуй, мог и собственноручно с Котей покончить, — рассуждала Марта. — Огнестрельное оружие, пусть даже с глушителем, обойдётся дешевле.
Ещё какое-то время мы порассуждали на тему, во сколько же сейчас обходится убийство человека, хотя нам обеим оно было ни к чему. Попытались также вычислить личность должника, решившего сэкономить на столь колоссальной сумме, и тоже безуспешно, ничего путного в голову не приходило. А когда отказались от бесплодных рассуждений и вернулись к работе над сценарием, кто-то позвонил Марте по её сотовому, и одновременно зазвонил мой домашний телефон. Чтобы не мешать Марте, я с трубкой ушла в другую комнату.
— Теперь знаю, на чью мозоль наступи Трупский, — без предисловий заявила Анита. — Это некто Кубяк, тайный бухгалтер всех мафиози, расхитителей, махинаторов и членов правительства. И вообще всех, кто незаконно прикарманивает крупные суммы. Я уже убедилась — здесь у меня больше возможностей разузнать о финансовых махинациях польских воротил, чем в самой Польше.
— Кубяк, Кубяк… — пыталась вспомнить я. Ведь приходилось уже слышать эту фамилию, причём не так давно.
И вспомнила. Ну конечно же, Кася говорила мне что-то о Кубяке…
И я крикнула Аните в трубку:
— А, вспомнила! Так что же ты знаешь о Кубяке?
— По образованию экономист и юрист, вроде бы производит расчёты, организует кредиты, оформляет самые разные денежные документы. Надеюсь, понимаешь, что я лично его услугами не пользовалась. И знает все обо всех, потому что клиентов у него прорва, все только с ним желают иметь дело.
— Почему?
— Потому что чрезвычайно информированный специалист. Всегда в курсе того, кто может дать кредиты и, наоборот, кому можно дать деньги в долг, кто блефует, строя из себя богатея, а у кого и в самом деле имеются серьёзные гарантии, скрытые от глаз людских и налоговой инспекции. И нет таких тайных счётов в банке любой страны мира, о которых он бы не знал. А главное, обеспечена тайна вклада… ну прямо как в швейцарских банках. На него можно положиться, словечка лишнего не проронит. Давно начал и теперь пользуется таким кредитом доверия, как редко кто. Трупский же — я тебе, впрочем, говорила — пытался куда можно и нельзя нахально пролезть, втиснуться, так что, полагаю, был очень для Кубяка неудобным конкурентом и обстоятельством, ну как чирей на заднице. Так что, скорее всего, он Кубяка достал и тот решился наконец от этого чирья избавиться.
Подумав, и я согласилась — мог, и поинтересовалась, брал ли какой процент Кубяк за свои услуги?
— А ты бы поверила, скажи я тебе — нет, не брал? — фыркнула в трубку Анита. — Дескать, такой альтруист-космополит, мечтающий живьём попасть в рай господний.
— Но ведь он же отличный экономист, специалист высшего класса, к тому же и практикующий юрист. Не должен такой человек сам заниматься мокрой работой!
— Да почему сам? Наверняка у него хватило ума и ловкости организовать все по первому разряду. К тому же располагая полной информацией.
— Знаешь, я бы предпочла, чтобы ты все это рассказала полиции.
— Какой полиции?
— Хотя бы датской.
Моё предложение явно не пришлось Аните по вкусу, и она с ехидством произнесла:
— А такую мелочь, что в настоящее время я нахожусь в Гамбурге, ты не учитываешь?
— Но ведь в Данию возвращаться намерена?
— Намерена, разумеется.
— Так по возвращении и расскажи.
— Да какое дело датской полиции до какого-то польского прохиндея Кубяка?
— Как это какое? Он же преступник.
— С чего ты это взяла? Обыкновенный легальный экономист, высококлассный специалист. И никто не в состоянии ему инкриминировать тот факт, что имеет свободный доступ в компьютеры всех банков мира и вполне легальное прикрытие. Да на фиг он датской полиции?
— Погоди, она же тебя уже допрашивала, значит, интересуется.
— Кто допрашивал?
— Да датская же полиция!
— Какая полиция?!
В раздражении я механически попыталась отодрать засохший побег аспарагуса, но лишь сломала ноготь. И в десятый раз прокричала в трубку:
— Датская, ну сколько можно повторять? Не польская же, она бы не успела, ты тогда сразу уехала в Данию.
И услышала поразивший меня ответ. Спокойно, чётко, отделяя каждое слово, Анита заявила:
— Никакая полиция никакого государства ни одного слова мне не говорила, слышишь? Разве что французская, оштрафовав за не правильную парковку. И все сказанное по телефону тогда и сейчас я говорю лишь тебе, поняла? Только тебе! Надеясь, что куда-нибудь сгодится, и ожидая взамен тоже получить интересующую меня информацию, как мы это с тобой уже не раз делали.
— Езус-Мария! — в ужасе простонала я.
— Что-то не так? — поинтересовалась Анита.
— Не так! Все не так! Вот теперь я вообще перестала что-либо понимать и придётся разбираться. Чует моё сердце — допустила какую-то ужасную ошибку. А ты и в самом деле уверена, что не давала никаких показаний датской полиции по запросу польских властей?
— Разве что в невменяемом состоянии, но могу тебе поклясться, что за все это время ни разу не напивалась до бесчувствия. Да и не только за последнее время, такое лишь в молодости со мной случалось.
— И уверена, что никому, кроме меня, ничего не рассказывала?
— Никому, провалиться мне на этом месте. Вот расспрашивать — расспрашивала, не отрекаюсь, но очень осторожно, ну да ты меня знаешь. И кое о чем вспоминала… Надеюсь, ты меня не считаешь кретинкой?