Судья охнул и схватился за травмированную кисть, прижав ее к груди, как младенца. Роман поставил браунинг на предохранитель и равнодушно бросил его на переднюю панель машины.
– Я приехал, чтобы забрать товар, – сказал он. – Забрать, понимаешь, а не уничтожить. Его ждут в Москве, и, если он не прибудет.., черт, не если, а когда.., так вот, когда он не прибудет в назначенный срок, с меня спустят шкуру. Даже если бы я собирался тебя шлепнуть, зачем мне было жечь деньги? Зачем мне было спасать тебя от этого араба, жирный кретин?! Я мог пристрелить тебя десять раз, а потом спокойно уйти. Ну, до тебя, наконец, дошло?!
Судья молча взял с приборной панели свой пистолет, снял его с предохранителя и полез из машины, свободной рукой вынимая из кармана пальто трубку сотового телефона.
– Надо тушить, – коротко бросил он, обернувшись через плечо.
Роман удивленно покачал головой: глуповатый простак исчез, буквально на глазах превратившись в человека, который наводил ужас на всю округу и не боялся поднять руку на людей и имущество самого Хаттаба. В затерявшихся среди складок жира поросячьих глазках появился хищный стальной блеск, а утиная, вперевалочку походка внезапно стала пружинистой и стремительной.
Майор взял с заднего сиденья автомат, со щелчком опустил вниз флажок предохранителя и, заглушив двигатель “нивы”, выпрыгнул из теплого сухого салона в промозглую сырость ненастного мартовского дня.
* * *
После полудня заметно потеплело. Глеб расстегнул бушлат почти до пояса, с неудовольствием чувствуя, как тело покрывается липкой испариной. Чтобы немного отвлечься, он вообразил себе ванну – не роскошный мраморный бассейн, в котором ему как-то довелось поплавать, а обыкновенную чугунную ванну с потрескавшейся эмалью, наполненную горячей, сильно отдающей хлоркой голубоватой водой. Да бог с ней, с чугунной, решил он, продираясь сквозь мокрые заросли каких-то колючих кустов. На худой конец сошла бы и жестяная. Сгодилась бы даже старая дубовая бочка с дождевой водой – мягкой, почти неощутимой, слегка попахивающей тиной и лягушками. Лишь бы смыть с тела эту липкую пленку и соскрести со щек и подбородка густую жесткую щетину…
Он остановился и, разведя в стороны колючие ветки, посмотрел назад. Ему не нужно было прибегать к помощи бинокля, чтобы увидеть редкую цепочку вооруженных людей, которые медленно поднимались вверх по склону от дома Судьи. Боевики прочесывали местность, и Слепой был вынужден покинуть свой наблюдательный пункт, рискуя в любой момент быть замеченным или напороться на один из замаскированных постов, которых в этих горах было великое множество.
Глеб принял решение дать крюк вокруг поселка и, зайдя с другой стороны, вернуться к дому. Он сомневался, что печатный станок установлен в особняке Судьи, но дом был отправной точкой его поисков. Будь под его началом хотя бы взвод десантников, он мог бы просто раздавить засевшую в селении банду, а потом неторопливо, без ненужной спешки обшарить дом за домом в поисках подпольной типографии. Но об этом нечего было и мечтать, и единственной альтернативой открытому бою была возможность взять “языка” и хорошенько его расспросить. Глеб был уверен, что помочь ему в поисках может любой житель поселка – женщина, старик, подросток. Они могли не знать, чем конкретно промышляет Судья, но суета вокруг места, где он проворачивал свои делишки, не могла остаться незамеченной.
Двигаясь по склону параллельно улице, на которой стоял особняк Судьи, Глеб добрался до конца поселка.
Это путешествие не отняло у него много времени, поскольку поселок был невелик. Стоя на крутом откосе над раскинувшимся внизу селением, Глеб представил, как здесь будет красиво, когда зацветут сады. Это затерявшееся среди мощных каменных отрогов Кавказа скопление каменных домишек, утопавших в путанице ветвей, буквально дышало покоем, и Глеб в который уже раз поразился способности некоторых людей осквернять и портить все, к чему они прикасаются. Они напоминали ему злых избалованных детей, с плачем и ревом дерущихся за право разломать на куски новую игрушку.
Сразу за деревенской околицей начинался каменистый пустырь, посреди которого уныло ржавели бренные останки какой-то сельхозтехники, а за пустырем медленно, но верно разрушались беленые постройки давно заброшенных мастерских, в которых, по всей видимости, эту технику когда-то ремонтировали. Теперь мастерские имели совершенно нежилой, абсолютно покинутый вид, и Глеб был удивлен, заметив неподалеку от здания котельной, чья труба закопченным кирпичным пальцем указывала в низкое серое небо, тентованный грузовик, издали выглядевший вполне исправным. Он пригляделся и уловил возле котельной какое-то движение.
Поднеся к глазам бинокль, Глеб направил его на котельную и отрегулировал резкость. Многолетняя практика не подвела: ему не пришлось долго шарить биноклем из стороны в сторону, отыскивая интересующий его объект, как это делают новички. Тентованный бортовой “ЗИЛ” с кабиной защитного цвета сразу же возник перед ним, видимый до малейших деталей, и Глеб понял, что не ошибся: машина выглядела абсолютно исправной, почти новой, а свежие потеки грязи на бортах свидетельствовали о том, что совсем недавно грузовик двигался, вплавь перебираясь через глубокие, заполненные жидкой глиной рытвины.
На подножке грузовика сидел человек, одетый в новенькую стеганую телогрейку синего цвета, черную засаленную кепку и пропитанные машинным маслом рабочие брюки. На ногах у него были стоптанные, никогда не знавшие щетки кирзовые сапоги с отвернутыми до половины голенищами и рыжими разлохмаченными носами. Наполовину скрытое низко надвинутой кепкой лицо украшала густая смоляная борода, из спутанных дебрей которой клубами вырывался голубоватый дым: человек курил. Он выглядел бы обыкновенным автослесарем, присевшим перекурить в ожидании обещанных запчастей, если бы не прислоненный к переднему колесу грузовика автомат и широкий офицерский ремень с подсумками, которым была криво перетянута его телогрейка.
Глеб переместил бинокль немного правее и увидел еще одного человека. Этот был одет по последней военной моде, весь перетянут ремнями, обвешан подсумками и держался с видом заправского вояки, которому сам черт не брат. На руках у него были кожаные автомобильные перчатки с фигурными полукруглыми вырезами на тыльной стороне ладони, на голове красовалась повязанная с нарочитой небрежностью зеленая косынка, с пояса, помимо кобуры, свисал устрашающих размеров тесак в кожаных ножнах, а к перекинутому через плечо ремешку портупеи была прикреплена портативная рация, в которую он как раз что-то говорил, прижимая одной рукой клавишу приема, а в другой держа на отлете дымящуюся сигарету. С его плеча на широком брезентовом ремне свисал стволом вниз верный друг солдат вермахта – крупнокалиберный пулемет “МГ-34”, при виде которого Глеб понял, что эта парочка явно неспроста околачивается возле заброшенной котельной. Это, вне всякого сомнения, был пост, но что можно охранять в этих руинах? Слепому казалось, что он знает ответ на этот вопрос.
– Какого черта? – пробормотал он вслух. – Даже если я ошибаюсь, мне все равно нужен “язык”.., не говоря уже о пулемете.
Когда-то давно ему однажды довелось в целях общего развития дать пару очередей из “МГ”, и он навсегда запомнил ощущение немного старомодной, туповатой и медлительной, но всесокрушающей мощи, которое возникало, когда эта похожая на коленчатую водопроводную трубу громоздкая штуковина в дырчатом металлическом кожухе принималась размеренно и деловито плеваться огнем, жадно заглатывая начиненную патронами стальную ленту.