Помещение, в котором он оказался, было почти целиком загромождено замасленной тушей дизельного генератора. В углу стояло несколько жестяных канистр и две двухсотлитровые бочки – очевидно, с топливом. Толстый силовой кабель тянулся от генератора в соседнее помещение, вход в которое выглядел просто черным прямоугольником на смутно белевшей в неверных отсветах догоравших спичек поверхности стены. Рядом с дверным проемом на стене темнела коробка выключателя, но на то, чтобы возиться, запуская генератор, у Глеба не было ни времени, ни желания.
Спички, догорев, погасли, и он на ощупь добрался до дверного проема. Его рука нащупала шершавый край бетонной арки, потом провалилась в пустоту, опять коснулась поверхности стены, скользнула по ней в сторону и наконец легла на что-то, показавшееся Глебу странно знакомым. В течение нескольких секунд он ощупывал пальцами увесистый бумажный брусок, прежде чем понял, что держит в руке обандероленную пачку денег. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это за деньги. Глеб без колебаний вынул из пачки верхнюю купюру, свернул ее трубочкой и поджег.
Купюра горела вяло и неохотно, но чувствительным глазам Слепого этого было вполне достаточно. Бегло оглядевшись, он присвистнул сквозь зубы и тихо произнес сакраментальную фразу:
– Это я удачно зашел.
Слева от входа были сложены деньги. Это была не стопка, не гора и не куча, а аккуратный штабель, на глаз тянувший кубометра на полтора. Он состоял из отдельных, удобных для переноски кубов, по-хозяйски упакованных в полиэтилен и даже, как показалось Глебу, вакуумированных. Поверх этой мечты скопидома было разбросано около полутора десятков отдельных обандероленных пачек и ворох разрозненных купюр. Глеб поскреб ногтями заросшую щетиной щеку, попытался прикинуть, сколько здесь может быть денег, почти сразу же запутался в нулях и плюнул, поскольку это было совершенно бесполезное занятие.
Одна из стоявших возле генератора канистр оказалась полной. Щедро поливая штабель тошнотворно воняющей соляркой, Глеб поймал себя на мысли, что все это может оказаться ошибкой, и он вот-вот спалит и пустит по ветру совершенно сумасшедшие деньги. Но доказательство его правоты было прямо у него перед глазами: громоздкое стационарное устройство с тяжеленной чугунной станиной, надежно вцементированное в бетонный пол, тускло поблескивало в отсветах горящей стодолларовой купюры какими-то зубчатыми колесами, шестеренчатыми передачами, похожими на диковинные крылья стальными рамами и прочим железом, в котором Глеб Сиверов ничего не понимал. У него сложилось впечатление, что агрегат был построен на основе древнего типографского ротопринта.., или это называется линотип? В типографском деле Глеб был темен и сер, но все, что касалось диверсий и взрывов, знал назубок. Чугунная махина выглядела почти неуязвимой. Даже взорвавшись одновременно, все его “лимонки” могли лишь слегка поцарапать это простое, как булыжник, устройство.
Даже если какая-нибудь рама погнется или отлетит шестерня, все это будет очень легко заменить.
Его глаза немного привыкли к темноте, и он заметил в углу под потолком какую-то железную заслонку, за которой обнаружилось затянутое пыльной паутиной окошко. Глеб дотянулся до него стволом автомата и выбил стекло. Теперь он видел все очень хорошо, но от этого его задача не стала легче. Ему нужно было уничтожить этот слоноподобный агрегат, развеять его по ветру, рассеять в воздухе молекулы, а все, что он реально мог сделать, – это пальнуть по нему из подствольного гранатомета, на время выведя из строя. Правда, где-то существовали матрицы, но их нигде не было видно, и Глеб сделал логичное предположение, что матрицы хранятся отдельно – например, у Судьи или у человека, обслуживающего машину.
Он отшвырнул в угол опустевшую канистру и чиркнул спичкой. Обильно политый соляркой денежный куб весело вспыхнул, реки пламени потекли по всему полу, заставив Глеба отступить. Дым потянуло в окошечко под потолком.
Выйдя в соседнее помещение, Глеб сделал все, что можно было сделать со стационарным дизельным генератором при помощи автоматного приклада. В конце концов приклад треснул и отлетел, но теперь Слепой был уверен, что этот генератор никто не сможет запустить раньше чем через полторы-две недели кропотливого труда.
Краем глаза он заметил, что пламя в соседней комнате опало, сделавшись вялым и невысоким. Заглянув туда, он обнаружил, что солярка почти догорела, а огромный денежный куб так и не занялся по-настоящему; обуглившись со всех сторон, он медленно, лениво тлел, наполняя подвал удушливым дымом. В дыму черными птицами летали хлопья сажи, по лохматым граням куба волнами пробегало тусклое красное свечение. Глеб выругался и, не выдержав, тяжело закашлялся. Дым разъедал глаза и жег легкие, вызывая рвотные спазмы.
Он скорее угадал, чем услышал, донесшийся сверху рокот автомобильного двигателя и понял, что отпущенное ему время истекло. Из его глаз безостановочно текли слезы, он размазывал их по лицу грязным рукавом и никак не мог решить, что делать дальше. Он пришел, чтобы уничтожить хитрое электронное устройство, усовершенствованный непризнанным гением ксерокс или лазерный принтер, а столкнулся с чугунным бронтозавром, которого можно было расковырять разве что фугасом. Он не сумел даже уничтожить уже отпечатанные деньги, потому что две трети объема огромного куба наверняка остались целыми и невредимыми, а погоня уже прибыла, и ему оставалось либо отступить, бросив все на произвол судьбы, либо умереть, сражаясь и, опять же, оставить все как есть.
Глеб шагнул к лестнице. Слово “фугас” засело у него в голове, безостановочно вертясь в мозгу, как заигранная пластинка. Рука словно сама собой скользнула в карман и сомкнулась на плоской коробочке сотового телефона. Ну конечно!
Торопливо выбравшись из подвала, он наклонился, просунул в люк автомат и выстрелил из подствольного гранатомета по одной из стоявших в углу двухсотлитровых бочек. Нажав на спуск, он стремительно откатился в сторону, ногой захлопнув тяжелую крышку. Крышка немедленно отскочила обратно, подброшенная взрывом, из квадратного лаза взметнулся фонтан чадного пламени. Глеб снова толкнул крышку ногой и метнулся к дверям, держа в одной руке автомат, а в другой трубку сотового телефона.
В Москве снова шел нудный моросящий дождь, и, глядя в окно, сплошь исчерченное пунктирными линиями сползавших по стеклу капель, генерал-майор Малахов из последних сил боролся с чугунной и беспросветной, как этот ненастный мартовский день, тоской, которая стала все чаще наваливаться на него в последнее время. Причина ставшей привычным спутником генерала мерихлюндии была не в погоде и даже не в том, как шли дела. Погода меняется, а дела, сколько помнил Малахов, всегда выглядели так, словно на завтра был запланирован конец света. Генерал-майор подозревал, что дело тут только в его возрасте, и старательно убирал с глаз долой всевозможные медицинские брошюрки, которые не менее старательно и как бы невзначай все время подсовывала ему супруга. Он и без помощи специальной литературы знал, что курить натощак, литрами пить кофе и при этом круглые сутки жить на одних нервах очень вредно для здоровья. Однажды он из любопытства заглянул в одну из подложенных коварной супругой на полочку в сортире брошюр и сразу же наткнулся на нечеткую черно-белую фотографию, подпись под которой гласила, что на ней изображен какой-то гельминт, угнездившийся в глазном яблоке человека. Пробежав глазами расположенный рядом с фотографией абзац, генерал с содроганием узнал, что гельминт – это, оказывается, вид глиста, который может беспрепятственно путешествовать по всему телу. Он бомбой вылетел из сортира и впервые за долгие годы громко повздорил с женой, хотя отлично понимал, что медицина – наука точная, по крайней мере в том, что касается классификации болезней и паразитов. Но, поскольку та же медицина уже десять лет подряд не могла излечить его супругу от обыкновенного варикоза, он в приказном порядке велел жене убрать из дома всю эту “шарлатанскую макулатуру” и оставить его в покое. Госпожа генеральша, женщина немолодая и умудренная многолетним опытом супружества, промолчала и даже убрала с глаз долой свою “походную библиотечку шамана”, как называл ее подборку медицинской литературы генерал. Ровно через неделю брошюры снова начали попадаться Алексею Даниловичу на глаза, но к тому времени он уже успел поостыть и молча игнорировал все попытки жены просветить его в области диагностики и профилактики всевозможных заболеваний.