Боба Любинский по религиозным конфессиям не метался и ко всем религиям проявлял вежливое равнодушие, обозначив свою позицию просто: «Я в эти игры не играю». Гарик и Рита дополнительно презирали брата еще и за жлобское отсутствие духовных исканий.
Беспокойно покружив по кухне, Гарик угнездился в Бобином, самом большом и удобном кресле. Он всегда старался отщипнуть себе кусочек самого лучшего: самое удобное место, самое красивое яблоко, самую полную чашку. А прежде чем на это свое вожделенное «лучшее» наброситься, напрягался, как хищная птица перед решительным скачком. Гариковы победы были такими крошечными, что окружающие часто их и не замечали. Но для него вырванные у жизни крошки были брызгами самого прекрасного. От своих скопидомских выигрышей он приходил в мгновенно приподнятое настроение, а от неудавшихся попыток сникал и злился.
Несколько лет назад, когда дети, Женечка и Соня, были еще маленькими, братья Любинские и Нина с Антоном вместе ездили в Крым. В каждодневной близости эти его постоянные ухищрения – выбрать себе солнце посолнечнее, тень потенее, стакан вина пополнее, последним достать мелочь при покупке мороженого – были замечены почти сразу.
Каждый про себя удивлялся несоответствию страстности борьбы и жалкости добычи, но Гарик так радовался всем этим незначащим мелочам, что остальные словно обиженно подумали: «А мы-то что, дураки, что ли?» Гариковы выигрыши стали вдруг казаться вожделенными, и в компании что-то неуловимо нарушилось. Будто Гарик выпустил наружу злых бесенят.
Первыми, как самые чувствительные и не умеющие сдерживать воспитанностью стыдное дурное, пострадали дети. Всегда мирные Соня с Женечкой исступленно делили совочки и ведерки, злобно кричали друг на друга из-за места на подстилках, торговались из-за конфет, фантиков, камушков, и, казалось, вот-вот начнут делить солнце. За детьми принялись предъявлять друг другу претензии взрослые, сначала вяло, потом энергично. С тех пор вместе надолго не ездили, только на несколько дней. Но Гарика и в эти небольшие поездки не брали. Придумывали предлоги или как-то незаметно собирались без него – не сговаривались специально, просто долго не могли решить, куда поедут, а потом вдруг молниеносно собирались, а ему не могли дозвониться. Ну а в последние пару лет уже вообще вместе не отдыхали.
– Смотрю я на ваш д-дом, – невнятно пробурчал Гарик, прожевывая буженину, – неужели нельзя б-было пригласить т-толкового дизайнера... п-постро-или псевдоготическую избу. Это же неприлично – жить в т-таком д-доме!
– Вкусы у всех разные. Выпьешь чего-нибудь? – Нина заторопилась. – Я твою новую книгу дала почитать знакомому редактору из «Азбуки», ничего, ты не сердишься?
– Н-нельзя, нечего ему д-делать в моем т-тек-сте. Они там в «Азбуке» издают всякое д-дерьмо... и что он ска-азал?
– Сказал – здорово. Новое слово в современной литературе, – соврала Нина.
Редактор вернул ей книгу без единого слова, зато кривляясь и гримасничая не только лицом, но и всем телом. Лицо Гарика вдруг стало нарочито безразличным, как бывает у мальчишек, старательно не подающих виду, что им нравится девочка.
– Ах вот как! А он з-знает, что у меня вышло т-три книги? – совсем мальчишечьим тонким голосом пропел он.
Когда речь заходила о собственных книгах, кадык на его тонкой шее подергивался мелкими рывками, а в лице резко прибывало заносчивости от недоступного другим тайного знания.
– Естественно, кто же этого не знает! Они еще будут гордиться, что были с тобой знакомы, – хмыкнула Рита, заглядывая на кухню с лицом, приобщенным к Гарику и его тайному знанию.
Простенькая круглолицая Рита в точности повторяла все Гариковы гримасы, как щенок, копирующий большую собаку, – выходило все точно так, только смешно. От любви к Гарику она как-то странно двигалась, по-петушиному высоко закидывая ноги и выкатив вперед грудь, будто всегда была готова подраться или по меньшей мере толкнуть и объявить дворовым голосом: «А ты кто такой?»
– Привет, Нина, дай что-нибудь поесть.
Нина протянула Рите аккуратный бутерброд.
Гарик грыз буженину, выкусывая жир. «Фу, ест как», – подумала Нина. Рита влюбленно смотрела на мужа, готовая законспектировать каждое движение мысли.
– Ну, Наташа, что вы с Бобой читали последнее время, что смотрели? – поинтересовалась Рита тоном человека, не рассчитывающего получить ответ. – А угощать чем сегодня будешь? Если не о чем поговорить, то хотя бы поесть! – Всем своим видом она выражала презрение думающего человека к окружающему ее тупому благополучию.
– Ну что, за стол б-будем садиться? – закапризничал Гарик.
– У меня все готово, ждем Бобу, – ответила Наташа.
– Ну понятно, вершим бизнес, – насмешливо отозвалась Рита и нарочито зевнула.
Свекровь просительно взглянула на Наташу:
– Гарик нервничает. Давайте сядем за стол, а Боба подъедет!Боба приехал, когда они уже расположились в гостиной. Входя в гостиную, Гарик, как всегда, насмешливо протянул:
– Богато!
Рита послушно фыркнула.
Никто еще не видел новую мебель, стол и стулья в стиле ампир красного дерева. Боба выбрал, заплатил и, отойдя от кассы, вздохнул: «Выбросил пятнадцать тысяч».
– Похожие кресла стояли в гостиной у Деда, – сообщил Владимир Борисович, – помнишь, Зина?
– Помнишь, Аллочка? – отозвалась Зинаида Михайловна.
Аллочка вздохнула. Дедов гарнитур, конец девятнадцатого века, ампир, Аллочка продала в начале девяностых. Глупо продала – продешевила.
– Наташа, а почему вам так нравится бордовый цвет? – поинтересовалась Рита, окинув взглядом шторы в цвет ковра и обивки стульев. – Мне тут страшновато, в бордовом. Как в гостиной людоеда.
Гостиная выглядела очень мужской. Коллекция трубок, несколько антикварных ваз, рядом грубые рыночные поделки туристического сорта с Гавайских островов, а также якорь, который сам хозяин поднял со дна Ладоги. Не удержался Боба и от странной детали – под лестницей, ведущей на второй этаж, примостились несколько мраморных бюстов. Чьи бюсты – неизвестно. Какие-то женские головки. Технические мелочи-изыски – Боба ими гордился. Например, выключателями, управляемыми голосом. Язык общения с выключателями Боба выбирал сам, в качестве команд использовал пароли. Произнесет одно-два слова – свет выключается. Как-то поменял пароли и забыл Наташе сказать. Они с Соней в темноте просидели до его приезда. «Не специально, я же не специально», – сказал он. Хозяин этой гостиной увлекался всем – жизнью. Хотел – с выключателями беседовал, хотел – на бюст любовался. А от Наташи в гостиной ничего – ни картинки, ни салфеточки, как будто Боба не разрешал ей иметь свой вкус.
– Всем привет, – бросил Боба и сел на свое место.Нина непрерывно прислушивалась и смотрела на часы. Ей хотелось обставить свой сюрприз поэффектней. Как только Маша позвонит в звонок на воротах, Нина объявит: «Вы не представляете, кто к нам приехал!»
– Что ты все время ерзаешь и озираешься, как беспокойная коза? – недовольно спросил ее Антон, и Нина послушно включилась в застолье.