— Твоя мать тебе не поможет, и этот старик тоже, — сказала левая старуха. — Бери его меч, бери его большой теплый плащ, бери его коня, если найдешь, и уезжай.
— Эта девочка не лжет, — сказала старуха справа. — Она моя дочь, и я сызмальства отучила ее лгать. Ты обещал ей помочь. Делай, как Ферни говорит: бери девочку и уходи поскорей.
— Поскорей, — подтвердил ворон. — Поскорей.
— Но куда? Куда я должен ее отвезти?
— Куда-нибудь, где тепло, — хором сказали обе старухи.
— Меня и малыша, — роняя слезы, сказала Лилли. — Пожалуйста. Я буду твоей женой, как была женой Крастера. Пожалуйста, сир ворона. Это мальчик, Нелла верно говорила. Если ты его не возьмешь, то заберут они.
— Они? — повторил Сэм, а ворон, кивая черной головой, ответил:
— Они. Они.
— Братья этого мальчика, — сказала старуха слева. — Сыновья Крастера. Идет белый холод, ворона, — я его костями чувствую, а эти старые кости не лгут. Сыновья скоро будут здесь.
Ее глаза успели привыкнуть к темноте, и когда Харвин сдернул капюшон у нее с головы, Арья заморгала от света, точно сова.
Посреди полого холма горел в огромной яме костер, и его языки, потрескивая, тянулись к закопченному потолку. В стенах из земли и камня торчали извилистые белые корни, похожие на тысячу змей. Между этими корнями стали появляться люди, вылезая из каких-то трещин, расселин и черных пещер. По ту сторону костра корни образовали нечто вроде лестницы. Она вела к земляной впадине, где за побегами чардрева сидел какой-то человек.
Лим снял колпак с головы Джендри, и тот спросил:
— Что это за место?
— Древнее место, глубокое и тайное. Убежище, куда ни волки, ни львы не пролезут.
Ни волки, ни львы. Арья вспомнила свой сон, в котором оторвала человеку руку, вспомнила вкус крови и вся покрылась мурашками.
Пещера, несмотря на большой костер, была еще больше — казалось, что у нее нет ни начала, ни конца. Дыры, в которых скрывались здешние жители, могли иметь глубину от двух футов до двух миль. Арья видела мужчин, женщин и детей, и все они смотрели на нее настороженно.
— Тут живет волшебник, белочка, — сказал Зеленая Борода, — уж он-то ответит на все твои вопросы. — Он указал на Тома-Семерку, который, стоя у огня, говорил с высоким худым человеком. Поверх своих выцветших розовых одежд незнакомец носил разрозненные части старых доспехов. Неужели это Торос из Мира? Арья помнила красного жреца толстым, с гладким лицом и блестящей лысой головой. У этого лицо обвисло и голова обросла седыми космами. Когда Том что-то сказал ему, он взглянул на Арью, и Арье показалось, что он сейчас к ней подойдет. Но тут Безумный Охотник вытолкнул на свет своего пленника, и про нее с Джендри все забыли.
Охотник оказался коренастым человеком в залатанной кожаной одежде, с плешивой головой, слабым подбородком и сварливым нравом. Арья думала, что Лима и Зеленую Бороду разорвут на куски, когда они, столкнувшись с ним у вороньих клеток, заявили, что его пленника нужно отвезти к лорду-молнии. Собаки метались вокруг них, лаяли и рычали, но Том успокоил их своей музыкой, Ромашка подоспела с полным передником бараньих костей, а Лим показал на Энга, который стоял в окне гостиницы с луком наготове. Охотник обозвал их всех холопами, но в конце концов согласился доставить схваченного им человека к лорду Берику на суд.
Ему связали руки веревкой, накинув петлю на шею, и натянули на голову мешок, но даже после этого чувствовалось, что он человек опасный. Арья ощущала это через всю пещеру. Торос, если это был Торос, вышел навстречу Охотнику с пленным и спросил:
— Как тебе удалось его взять?
— Собаки его учуяли. Он дрыхнул, пьяный, под ивой — хотите верьте, хотите нет.
— Выходит, его предали собственные родичи. — Торос сдернул мешок с головы пленника. — Добро пожаловать в наш скромный чертог, Пес. Он не столь роскошен, как тронный зал Роберта, зато общество здесь приличнее.
Рыжие блики пламени, падая на обожженное лицо Сандора Клигана, делали его еще страшнее, чем при свете дня. Он напряг свои связанные запястья, и с веревки полетели чешуйки засохшей крови.
— Я тебя знаю, — скривив рот, сказал Торосу Пес.
— Вернее, знавал. В турнирных схватках ты клял мой светящийся меч, а я трижды побеждал тебя им.
— Торос из Мира. Только прежде ты брил себе голову.
— Я брил ее в знак смирения, но в сердце своем был тщеславен. Кроме того, я потерял свою бритву в лесу. Я стал меньше, чем был, — жрец похлопал себя по животу, — и в то же время больше. Год в глуши — и я постройнел. Если б еще найти портного, который ушил бы мне кожу, я бы снова стал молодым, и красивые девушки осыпали бы меня поцелуями.
— Разве что слепые, жрец.
Разбойники захохотали, а Торос громче всех.
— Может быть — но я уже не тот ложный жрец, которого ты знал. Владыка Света пробудил в моем сердце давно дремавшие силы, и я вижу в пламени будущее.
— Пошел ты со своим пламенем. — Пес огляделся. — Странная у тебя компания для святого.
— Они мои братья, — просто сказал Торос.
Лим вышел вперед. Только у него и Зеленой Борды хватало роста, чтобы смотреть Псу прямо в глаза.
— Гавкай с разбором, собака. Твоя жизнь в наших руках.
— Тогда вытри дерьмо с пальцев, — засмеялся Пес. — И давно вы прячетесь в этой дыре?
При этом намеке на трусость Энги-Лучник ощетинился.
— Спроси козла, как мы прячемся, Пес. Спроси своего брата. Спроси лорда-пиявку. Мы пускали кровь им всем.
— Это вы-то? Не смеши меня. Вы больше похожи на свинарей, чем на солдат.
— Среди нас в самом деле есть свинари, — сказал низкорослый человек, которого Арья не знала. — И дубильщики, и каменщики, и певцы. Только всем этим мы занимались, пока война не началась.
— Выступая из Королевской Гавани, мы были людьми Винтерфелла, людьми Дарри, людьми Черной Гавани, людьми Мэллори и людьми Уайлда. Мы были рыцарями, оруженосцами и латниками, лордами и простолюдинами, объединенными только одним — нашей целью. — Голос, говоривший это, принадлежал человеку, сидящему в нише между корнями чардрева. — Мы выступили в числе ста двадцати человек, чтобы покарать твоего брата именем короля. — Оратор начал спускаться по корням на пол пещеры. — Сто двадцать храбрых и честных людей, ведомых дураком в звездном плаще. — Из путаницы корней показалось пугало в рваном черном плаще, усеянном звездами, и панцире, помятом в сотне сражений. Густые золотисто-рыжие волосы скрывали его лицо, но над левым ухом, где ему проломили голову, осталась плешь. — Мы потеряли более восьмидесяти человек из того нашего отряда, но другие подняли мечи, выпавшие из их рук. — Он спрыгнул на пол, и разбойники расступились перед ним. На месте одного его глаза зияла пустая бугристая глазница, шею окружала черная полоса. — С их помощью мы продолжаем сражаться за Роберта и государство.